Ольга была счастлива. Щеки ее горели. Она вскочила, запрыгала, как девочка, захлопала в ладоши.
- Скажите честно, здорово я шила?
- Отлично!
Ярко светило зимнее солнце. Небо стояло высокое, чистое. Всеми цветами радуги отливали на реке торосы. Ольга сбросила полушубок и осталась в шерстяном свитере, из-под шапки-ушанки выбивались пушистые пряди, густые брови, белые от изморози, еще резче подчеркивали ее большие блестящие глаза.
Почувствовав на себе внимательный взгляд Тимофея, она быстро повернулась к нему спиной.
- А кто это там трещит на деревьях?
- Это синицы, - сказал Уланка.
- Синицы? Наверно, это про здешних сказано: "Лучше синицу в руки, чем журавля в небе"? А трудно поймать синицу?
- Трудней, чем сига, но при желании можно! Бывает так, что она совсем близко, а в руки никак не дается.
- Неужели так и не дается?
- Бывает, конечно, - грустно улыбнулся Уланка.
Ольга замахала руками, затопала ногами, стараясь согреться, потом пробежала шагов двадцать туда и обратно.
- Какое солнце, какой чудесный день! - крикнула она. - Как хорошо здесь!
- Это, наверно, про нашу тайгу Пушкин говорил:
Мороз и солнце, день чудесный,
Еще ты дремлешь, друг прелестный,
Пора, красавица, проснись...
- Что ж, давайте шить, подсекать, одним словом, рыбу ловить, сказала она, подбегая к лунке.
Тимофей попробовал на ногте большого пальца, не притупилось ли тоненькое жало крюка, и, убедившись, что оно еще годится, сказал:
- Ничего, пойдет!
Ольга, взяв блесну, опустила ее. Уже через несколько секунд в воде сверкнула спинка сига и тут же исчезла, потянув за собой леску.
- Опять зеваете! - вскрикнул Тимофей, схватив багорик. Но и ему не повезло. Он, видимо, ослабил леску, и рыба мгновенно сорвалась.
- Ну вот, испортили дело! - обиделась Ольга. - Лучше бы я сама.
Ждать новой поклевки долго не пришлось. С трудом, едва не оборвав леску, Ольга подтащила к лунке тайменя, но выбросить его на лед не могла.
- Помогите!
Тимофей быстро подцепил его багориком под самые жабры, но таймень изогнулся, дернулся - и был таков.
- Ну что вы наделали, честное слово! - в отчаянии закричала Ольга. Совсем разучились рыбачить!
Он разразился смехом.
- Что же тут смешного? Упустили такого тайменя!
- Ладно, пускай опять я виноват, - согласился Тимофей. - Будем снова закидывать.
Меньше чем за час они поймали еще двух крупных сигов и тайменя. Ольге показалось, что это был тот самый таймень, которого упустил Тимофей.
- Пожалуй, пора сматывать удочки, - предложил он. - Зимний день короткий.
Ольга шла позади Тимофея, который, к ее удивлению, почему-то молчал. Чтобы как-то развлечь его, она ухватилась обеими руками за ветку сосны, сильно тряхнула ее, и на голову Уланки рухнула снежная глыба.
- Ах, вот вы как! - воскликнул Уланка, отряхиваясь. - Я вас тоже сейчас угощу!
- Попробуйте! - закричала она, убегая.
Он постоял, осмотрелся и, свернув с тропы, по глубокому снегу запетлял между деревьями. Ольга подумала, что он решил обойти ее, и побежала быстрее. Она даже не заметила, как он неожиданно выскочил из-за тополя и пересек ей дорогу. Ольга хотела оттолкнуть его, тогда Тимофей, широко расставив руки, заключил ее в свои объятия.
- Теперь не убежите!
Но Ольга и не пыталась убежать. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Вдруг она почувствовала, что Тимофей смыкает за ее спиной руки, и улыбнулась. Он понял ее улыбку по-своему и стал целовать ее холодные, схваченные изморозью ресницы, пока они не оттаяли, а когда захотел поцеловать в губы, Ольга быстро крутнула головой, сильно дернула плечами и, вырвавшись, стремительно побежала от него. Оглянувшись на бегу, она увидела, что Тимофей идет к старой дуплистой липе, и стала медленно возвращаться.
- Что вы там нашли?
- Омелу! - крикнул он, взбираясь на дерево.
- Что-о-о?
- Омел-у-у-у!
Ольга увидела, как Тимофей пытается срезать кривым охотничьим ножом огромный шарообразный, отливающий глянцем зеленый куст, притаившийся в кроне древней липы среди голых темных ветвей. Когда он наконец срезал омелу и, спрыгнув на снег, поднес Ольге, в ее руках никак не умещалось это удивительное, почти в метр величиной растение.
- Странно, зимой и такое ярко-зеленое...
- Не восхищайтесь омелой, - сказал он. - Это вечнозеленое растение с нежным названием - паразит! Зеленеет, красуется, а дерево, на котором оно растет, гибнет.
- Зачем же вы дарите мне омелу?
- Я охотно подарил бы вам букет горных пионов, но теперь их, к сожалению, нет.
- А довезу я этого паразита до Агура?
- Когда вы решили ехать?
- Если у Марфы Самсоновны все в порядке, то завтра.
- А на охоту разве не пойдем?
- На медведя? - спросила она шутливо.
- Можно и на медведя!
- Как-нибудь в другой раз, - пообещала она.
Она вернулась в Агур под вечер, когда закат обагрил снега на сопках. Не успела упряжка подъехать к больнице, Ольга спрыгнула с нарты, взбежала на крыльцо, тихо, чтобы никто не слышал, открыла дверь и прошла к себе в комнату. Только она положила на стол куст омелы, в глаза ей бросилась лежавшая под пепельницей записка.
"Спасибо Вам за все, дорогой доктор! Чувствую себя отлично. От всей души желаю Вам счастья в жизни. Если еще не уеду на ясеневые разработки, то непременно позвоню Вам из Мая-Дату. Еще раз спасибо. Ваш непослушный больной Ю. Полозов".
"Сбежал! - подумала Ольга. - Что-то у них тут случилось с Медведевым!"
В эту минуту вошла Ефросинья Ивановна. Вид у нее был грустный, виноватый.
- Где больной? - строго спросила Ольга.
Фрося зябко повела плечами, переступила с ноги на ногу и залепетала:
- Попутная машина была, он и уехал...
- А где были вы, Ефросинья Ивановна? Почему отпустили больного? Наверно, и перевязки ему не сделали?
- Утречком сделала, - сказала Фрося. - Как ты, мамка уехала, он какой-то другой стал. Папиросы утром купила ему, так он до вечера всю пачку выкурил. Я ругаю его, а он все курит. Лучше бы ты, мамочка, не уезжала.
Ольга вспылила:
- Новое дело! Выходит, я не должна ехать на срочные вызовы, а сидеть в палате и стеречь больных! А вы здесь зачем?
- Так ведь не видела я, как он уехал. Хватилась, а его уже нету...
- Вот я и говорю, что надо лучше смотреть за больными. Простите, но я вынуждена поставить вам за это на вид.
Сестра обиженно отвернулась.
- Не надо, милая, обижаться. Но я прошу вас, чтобы в будущем это не повторялось! - И, передавая ей куст омелы, попросила: - Поставьте, пожалуйста, омелу в палате на столе. Здесь у меня для нее места не хватит.
Ефросинья Ивановна небрежно схватила зеленый куст и выбежала в прихожую.
Ольга постояла, грустным взглядом окинула комнату и вдруг почувствовала себя такой обиженной и одинокой, что кинулась на кушетку, зарылась лицом в подушку и заплакала.
Из дежурки донесся сердитый голос Фроси:
- Я и осталась виноватая. Он сбежал, а я виноватая. Что? Устала с дороги, спит! Да тише ты, не кричи, пожалуйста! Новое дело, он сбежал, а я виноватая! Ладно тебе, ладно тебе! - уже более сдержанно сказала она. - А позвать не могу, устала она с дороги.
- Ефросинья Ивановна, кто это звонит? - спросила Ольга и, не дождавшись ответа, подошла к телефону: - Доктор Ургалова слушает!
- Простите меня, доктор, если бы не попутная машина... - начал сбивчиво объяснять Полозов. - Если хотите, я сегодня же вернусь в больницу...
- Как вы себя чувствуете? - спросила Ольга, стараясь сохранить спокойствие.
- По-моему, хорошо.
- Тогда незачем приезжать, здоровым людям в больнице делать нечего.
- Ведь я не оформил больничный...
- Оформим без вас и вышлем по почте.
Тут разговор прервал голос телефонистки: "Агур, выключаю! Мая-Дату, будете говорить по срочному с Хабаровском! Хабаровск, говорите!"