- Около трех лет. Если бы я жила эти годы где-нибудь в другом месте, я, наверно, выбрала бы себе чисто хирургическую тему. Но связала свою жизнь с далеким таежным районом и заинтересовалась судьбой местных народностей...
Профессор утвердительно покачал головой.
- Что касается твоего пристрастия к хирургии, то, по-моему, одно другому не мешает. Это твое давнее пристрастие, как я помню.
Наступило короткое молчание.
- А как ты устраиваешься с книгами? - спросил профессор. - Ведь приходится привлекать немалый научный и, я бы сказал, специфический материал.
- Книги получаю из ленинградской Публички, да и в нашем краевом центре богатая научная библиотека, прекрасный этнографический музей. Мне еще предстоит съездить в селения, где живут малые северные народы. В Богородский район - к ульчам; в верховья реки Бикин - к удэге. Там тоже есть долгожители, на их памяти время, когда они еще жили родовым строем; да и судьба наших орочей, которых осталось всего триста пятьдесят человек, дала мне важный материал для диссертации...
Профессор с интересом слушал.
- Просто молодчина ты, - произнес он задумчиво. - Все это исключительно интересно, хотя и страшновато...
- Что страшно, профессор? - испуганно спросила Ольга, подумав, что "страшновато" относится к ее будущей защите.
- Страшно, что целые народности в недавнем прошлом вымирали от таких болезней, которые практически теперь уже почти не встречаются. Ну, а когда думаешь представить свою диссертацию и куда?
- Года через полтора, а защищать хотела бы у вас, Сергей Михайлович. Здесь я училась, здесь и защищать хочу. Порекомендуйте мне консультанта и научного руководителя для моей темы.
Подумав, Авилов сказал:
- Хорошо, поговорю на днях с профессором Крутицким. Он видный гигиенист, заведует кафедрой организации здравоохранения.
- Спасибо, Сергей Михайлович, - сказала Ольга.
- Все-таки увлекла ты меня, старика, своими орочами, удэге, ульчами. Да-а-а, при желании, оказывается, везде можно найти для себя много интересного. Ох, как мало мы еще любознательны. Ну, чем еще могу помочь?
- Разрешите присутствовать на ваших операциях.
- Пожалуйста, дорогая, сколько угодно. Мои операционные дни - вторник и четверг. А сегодня у нас что?
- Суббота.
- Ну и отлично. Во вторник буду оперировать одного старичка...
- Что у него?
- Пищевод...
- Мне это интересно!
- Приходи, коли интересно. Будешь ассистировать. Вторник, в одиннадцать. Ну, просто молодец, что навестила.
Он снял халат, подошел к зеркалу, огладил бороду, надел шляпу, взял в углу свою палку с костяным набалдашником и, пропустив вперед Ольгу, вышел следом за ней.
- Хочешь, подвезу? - предложил он.
- Спасибо, Сергей Михайлович, у меня еще много дел. Привет супруге.
- Спасибо, передам! - и сказал шоферу: - Домой!
Ольга медленно шла вдоль тенистой аллеи больничного парка, охваченная воспоминаниями давней уже студенческой жизни, и ей почему-то стало грустно. Потом ей вспомнился Агур и Алеша Берестов, и она подумала, что не Юра, а именно Алеша, как врач, непременно понял бы все, что теперь творится у нее в душе.
Ольга, как когда-то, прямо из больницы пошла по набережной Карповки, потом свернула на Кировский проспект и на площади Льва Толстого села в автобус. Всю дорогу до дома она думала о предстоящей встрече со студентами и о том, как она, приехав из глухой таежной глубинки, будет ассистировать самому профессору Авилову.
- Что-то ты уж очень долго, - сказал Юрий, когда Ольга, усталая и счастливая, вошла в комнату и начала сразу обо всем рассказывать мужу. Интересно, что же ты будешь говорить студентам? Я бы не стал этого делать.
- Почему, Юра? Ведь профессор Авилов просил меня. Он даже сказал, что это очень важно...
- Ему, конечно, важно, - недоуменно пожав плечами, сказал Юрий. - Но зачем разводить агитацию? Сами решат они свою судьбу.
- Как это сами? Ведь их будут распределять!
- Тем более!
Она не ожидала, что муж встретит ее радость так холодно, и пожалела о том, что рассказала ему о встрече с Авиловым.
- Ну а ты ездил в академию?
- Ездил.
- Почему же ты ничего не говоришь?
- Я ведь заранее знаю, что ты будешь против...
- Против чего?
Он усадил жену на кушетку, сел рядом, слегка обнял ее за плечи. Она повернула к нему лицо, ожидающе посмотрела. Улыбка его показалась ей какой-то наигранной, почти фальшивой, и Ольга поймала себя на том, что в последнее время Юрий довольно часто так улыбается - неискренне, - и ей стало неприятно.
- Что же ты молчишь? - спросила она, освобождаясь.
- Ты даже не представляешь, как мне повезло, - оживился Юрий. Профессор Королев, один из крупнейших знатоков буковых лесов Закарпатья, твердо пообещал мне аспирантуру. Как только появится возможность, он мне сообщит. - И добавил мечтательно: - Так что буду продолжать свою дипломную работу.
- По буковым лесам?
- Конечно, дорогая...
- Значит, в Агуре тебе больше делать нечего? А как же я? Ты обо мне подумал? - Она почувствовала, как нервный холодок пробежал по спине. Юра, я не верю, чтобы в академии не было ни одной дальневосточной темы, взволнованно сказала Ольга. - В газете "Лесная промышленность" я читала не меньше десятка статей о широколиственных лесах. Помнишь, и Щеглов при каждом удобном случае говорил о кедрах. Ведь это интересная проблема кедры... Не хочешь кедры, пожалуйста, возьми амурский бархат. Еще интересней, по-моему, чем кедр...
- Просто удивительно, как ты мне навязываешь свои темы. По-моему, я не вмешиваюсь в твои перитониты. Слава тебе господи, они имеются повсюду. Не обязательно только у орочей.
Она с внутренним напряжением слушала его, потом резко вскинула на Юрия глаза:
- Я из Агура не уеду!
- Мы, скажем, на полгода или на год еще поедем в Агур. Пока обсудят да утвердят тему, да пришлют вызов, пройдет время. Зачем заранее волноваться, портить настроение и себе и другим?
- По-твоему, я порчу настроение?
- Оля, ведь это чистейший эгоизм с твоей стороны. Ты, как говорится, пойдешь в гору, станешь кандидатом наук, а я что? Я должен остаться рядовым лесничим? Нет, ты все-таки эгоистка! Пойми, помимо, так сказать, общественных обязанностей у тебя должны быть и другие - перед мужем хотя бы... если, понятно, он дорог тебе...
- Разве ты когда-нибудь сомневался?
- До сих пор, конечно, нет. Однако твое сегодняшнее поведение...
- Юра, я из Агура не уеду, - заявила она на этот раз более твердо.
- Оля, кто же я, в конце концов?
Она кинулась на кушетку, залилась слезами.
Пришла Наталья Ивановна и сообщила, что оставила Клавочку с соседской девочкой на песочке. Увидев Ольгу плачущей, с укором посмотрела на Юрия.
- Да вы что это, милые мои?
- Вот видите, Наталья Ивановна. Я думаю, что у вас с Игнатием Павловичем такого не случалось. Я думаю, что для вас слова мужа были законом.
- Бывало и так, а бывало и иначе, - тихо сказала Наталья Ивановна. В семействе по разным законам живут. Когда и по мужниным, а когда и по нашим, жениным. Смотря что и к чему.
- Вот именно, смотря что и к чему! А у нас с некоторых пор, Наталья Ивановна, пошло так: я скажу вправо, а Оля - влево. Вот и шагаем не в ногу, как говорится.
- А зачем командовать право-лево, что вы, солдаты какие-нибудь? Надо тихо, мирно, по обоюдному согласию. Так у нас, у простых рабочих людей, а у образованных, видно, иначе...
Она присела на кушетку, потормошила Ольгу:
- Ну что там у вас стряслось, дочка? Матери-то сказать можно?
Но Ольга еще глубже зарылась головой в подушку и продолжала тихо, беззвучно плакать. Тогда Наталья Ивановна решительно заявила:
- Раз так, внученьку я вам не отдам! Вот сказала - не отдам, и все!
- Этот вопрос, Наталья Ивановна, мы еще решим, - предупредил Юрий.
- А мне твоего, Юрий Савельевич, решения не надо. Я уже сама все про себя решила. Не дам портить ребенка!