Глупо сейчас, находясь в XXI веке, обвинять прекрасных музыкантов и ученых — братьев Друскиных — в искажении замысла Швейцера. Они все же познакомили целое поколение советских людей с прекрасной книгой. А истина… Кто мог найти ее в те годы?
Кропотливый труд идеологов, растянувшийся не на одно десятилетие, привел к созданию так называемого «советского мифа» и, как следствие, особого «советского» мировоззрения. Под его влиянием работали и поддерживающие советский строй и отрицавшие его, в том числе музыковеды, изучавшие творчество Баха. Порой они были настолько далеки от исторического и культурного контекста, в котором существовал великий композитор, что напоминали продвинутых туземцев, нашедших инопланетный звездолет и пытающихся понять не только принцип его работы, но и причины, по которым он оказался на Земле.
Глава одиннадцатая.
МЮЛЬХАУЗЕНСКАЯ КВАШНЯ
Себастьян покидал Арнштадт с неспокойной душой. Незадолго до отъезда ему стало известно о большом пожаре, случившемся в Мюльхаузене. По слухам, выгорело полгорода. Если сгорело его новое место службы — церковь Святого Власия, молодому органисту придется совсем туго. Обратно в Арнштадт его навряд ли примут после всего случившегося. К тому же место в Новой церкви занято Иоганном Эрнстом Бахом, который так хорошо замещал своего бродячего родича во время любекской «самоволки». Переигрывать обратно неловко, да и вряд ли возможно.
Можно себе представить чувства Баха, когда через две недели пути он въехал во многобашенный и многоворотный (более шестидесяти ворот) имперский город. Какое великолепие здесь царило совсем недавно!
Особо почитали музыку — в Мюльхаузене работали уважаемые композиторы: И. фон Бурк, И. Эккард и Р. Але. Последнего даже выбрали бургомистром — факт, говорящий о менталитете горожан более слов. Именно из-за этого сверхтрепетного даже для лютеранской Германии отношения к музыке сюда и вызвали Баха — ведь он уже успел обратить на себя внимание, а «сарафанное радио» тех времен, видимо, работало не хуже нынешнего Интернета. Впрочем, некоторые исследователи считают, что он появился в Мюльхаузене без приглашения. Узнав о смерти органиста и открывшейся вакансии, с блеском выдержал испытание.
И вот теперь композитор ехал, глядя на огромное пепелище. Сгорел весь центр города — самый красивый, богатый и густо застроенный.
Власиенкирхе уцелела. Выглядела она величественно, особенно на фоне многочисленных разрушений. Ее строгий серый цвет подчеркивал изысканность архитектурных форм, полукруглый портал выглядел роскошно. Правда, на тамошний орган нельзя было смотреть без слез — западали клавиши, не все регистры работали. А самое печальное — бюджет города разорен пожаром, теперь магистрат даже при самой огромной любви к музыке не сможет вкладываться в нее прежде помощи погорельцам.
Интересно, как сложатся отношения композитора со здешним начальством?
При сравнении арнштадтских протоколов, посвященных Баху, и отзывов о нем мюльхаузенских служителей церкви складывается четкое впечатление: речь идет о двух различных людях. «Нерадивый и строптивый», «не желает ладить с учениками», «примешивает к хоралу чуждые звуки, приводя общину в смущение» — это Арнштадт. В Мюльхаузене Себастьян оказывается крайне старательным, «рьяно принявшим на себя руководство музыкой в церкви».
Неужели Бах мог быть таким двуличным? Ни в коем случае! Во всех воспоминаниях он предстает честным и прямолинейным человеком, без склонности к интриганству. Но тогда непонятно, ради чего он смирил свою нетерпимость к плохому звучанию и не стал скандалить, как в Арнштадте, хотя мюльхаузенский магистрат поначалу наотрез отказался ремонтировать орган, несмотря на настоятельные просьбы нового органиста.
Неистовый Себастьян кротко мучился от свистящих и хрипящих регистров, от западающих клавиш. Вокальная музыка радовала не больше. Церковный хор пребывал в совершенно запущенном состоянии и настраивался с превеликим трудом, поскольку весь привычный уклад городской жизни сильно нарушился вследствие пожара. Горожанам было не до пения. Кто пострадал сам, кто помогал погорельцам из числа родственников или друзей.