Может возникнуть вопрос: о каком качественно новом этапе в судьбе композитора может идти речь? Разве так уж велика разница между «Красным замком» и «двором» для музыканта, в общем-то далекого от политики?
Разница весьма существенна. Пять лет назад молодого Себастьяна взяли на службу в качестве исполнителя — камермузикуса. И хотя в списках Бах числился не рядовым скрипачом, а концертмейстером, вряд ли он мог рассчитывать на серьезную композиторскую реализацию.
В то время понятие «свободный художник» еще не существовало. Первым из композиторов попытался пуститься в вольное плавание Моцарт, и его попытку нельзя назвать особенно удачной в материальном смысле. Поколением раньше, во времена Иоганна Себастьяна, такое никому и не пришло бы в голову. Музыкант мог работать, только вписавшись в структуру власти — церковной или светской. Между двумя властями не всегда царило полное понимание, а в Германии наблюдалась еще более сложная картина. Как мы помним, некоторые немецкие города носили статус «вольных» или «имперских», имея органы самоуправления или подчиняясь напрямую императору, в обход феодала. Получалось почти троевластие, и музыканты вынуждены были искусно лавировать, чтобы не только заработать на жизнь, но и заслужить имя в своем цехе, а также раскрыть талант наилучшим образом.
Существовала музыкантская табель о рангах. Она представляла собой четыре вида «городского» музыканта и два — «придворного». Низшей ступенью во времена Баха стали «трубачи» — те самые, которые когда-то гордо трубили с башен и городских стен, возвещая новости и отмеряя время. В течение Тридцатилетней войны многие башни обрушились, да и механические часы давно стали обычным делом. «Трубачи» опустились до похорон и свадеб, а также игры в кабаках, причем под тем же наименованием теперь встречались флейтисты и даже скрипачи.
Повыше стояли церковные органисты — личности довольно бесправные и незащищенные от воспитательных актов со стороны консистории, но с возможностью дальнейшего служебного роста — до кантора. Кантор исполнял обязанности органиста, но еще обучал детей в церковно-приходской школе. Он отвечал и за уровень наук, например латыни, и за духовное развитие школьников, являясь одновременно носителем идей лютеранства. Следующая, самая высшая ступень городского музыканта называлась директором. Этот музыкальный «чиновник», как правило, не довольствовался какой-либо одной церковью, а случалось — и заправлял музыкой в целом городе.
Придворные музыканты делились на камермузикусов — простых музыкантов и их начальников — капельмейстеров, которые создавали музыку и разучивали ее с подчиненными.
Мы уже говорили о «музыкальном рае», который появился в Германии благодаря Реформации. Бах застал последние десятилетия этого «рая», но отнюдь не упадок. Церкви еще продолжали являться центрами культуры, и сильные мира сего кичились хорошими музыкантами, пожалуй, больше, чем предметами роскоши.
О какой же должности из перечисленных мечтал Бах? И какие котировались на рынке труда больше других?
Тут все оказывается весьма неоднозначно. Трудно просчитать величину дохода и удовлетворение амбиций на каждом конкретном месте. «Трубачи» зависели от обстоятельств — кто женился, кто умер и сколько дали сверх ожидаемого посетители кабака. С органистами наблюдалась похожая ситуации. Оклада, выплачиваемого церковью, на прокорм семьи чаще всего не хватало. Большая часть средств поступала с тех же свадеб и похорон. Причем в переносном и буквальном смысле. В церкви обряд озвучивался органом, а по улице процессия двигалась уже в сопровождении «трубачей». Доход был неплохим, но совершенно непредсказуемым. В одном письме Бах даже сетовал на «плохой год» — мало женились и еще меньше умирали. Безобразие!
Конечно, куда привлекательнее казалась работа кантора или директора, но здесь требовалась недюжинная расторопность. Не всякий мог справиться. Помимо музыкального таланта требовался недюжинный организаторский. К тому же, работая сразу в нескольких церквях, приходилось быстро перемещаться по городу, выкручиваясь и применяя логистику.
Иоганн Себастьян не отличался организаторским талантом. Из-за этого частенько происходили конфликты, как в том же Арнштадте. Ведь вместо обзывания фаготиста пискуном казалось бы достаточным заставить его заниматься дополнительно. Позднее, уже в Лейпциге, Бах никак не мог наладить школьную дисциплину, что приводило его в бешенство.