В целом же все Бахи были не то что скромные, а как бы сказали сейчас — непробивные. Они всегда оказывались в стороне от блеска. Даже если достигали придворных должностей — двор оказывался захудалым, не перворазрядным. Но ущемленными себя они не чувствовали. Уважаемые цеховые музыканты, умеющие радоваться малому, они не знали душевных метаний непризнанных гениев и всегда горячо поддерживали друг друга. Знаменитые веселые «общебаховские» музыкальные посиделки говорят об их сплоченности больше любых слов.
Люди отмечали удивительную порядочность Бахов. Во время долгих и страшных военных лет и наступившего затем тяжелого периода восстановления им удалось сохранить доброе имя. Ни один из их многочисленного рода не нарушил заповедей и не совершил ничего постыдного, хотя беды и разорения коснулось их не менее остальных жителей Тюрингии.
…Кристоф Бах умер в 1661 году, в Арнштадте, так и не дождавшись полного восстановления города, которое завершилось только к началу 1670-х. Его сын Иоганн Амброзиус (отец Иоганна Себастьяна) родился в 1645 году в Эрфурте. Он имел брата-близнеца — свою точную копию, по воспоминаниям современников.
Форкель, самый первый биограф Баха, заставший в живых его сыновей, пишет: «Эти братья-близнецы являются, наверное, единственными в своем роде и самыми удивительными близнецами из всех, какие только известны. Они самым трогательным образом любили друг друга; их язык, образ мыслей, характер их музыки, манера исполнения — все было чрезвычайно сходно. Когда болел один, заболевал и другой. И умерли они один вскоре после другого».
В возрасте двадцати шести лет Амброзиус переехал в Айзенах — будущее место рождения самого гениального из Бахов.
Отец Баха пользовался в Айзенахе всеобщим уважением. Все городские «трубачи»[4] служили под его началом. Работал он, как и все Бахи, «во славу Божию, ближнему в поучение». Наверное, не случайно на единственном портрете он запечатлен на фоне Вартбургского замка, культового места для лютеран. Помимо памяти о Лютере, Вартбург являлся важным музыкальным символом. Уже с XII века в нем состязались в сладкоголосии и искусстве игре на лютне «певцы любви» — рыцари-миннезингеры, среди которых был и легендарный Тангейзер, воспетый Вагнером. А вот политической силой и актуальностью замок во времена отца Баха похвастаться не мог — в ходе Тридцатилетней войны он полностью утратил свое значение в качестве военного объекта. Но, по-видимому, Амброзиус, как и все представители его рода, не особенно ценил престижность.
Не стоит, однако, делать из него романтического героя, как и из других Бахов. Лицо на портрете напрочь лишено каких-либо признаков возвышенности. Полноватый усатый человек с хитринкой в глазах — обычный немецкий бюргер или даже крестьянин, крепко стоящий на земле. Так оно, в сущности, и было. Задолго до рождения музыкального булочника Фейта Бахи возделывали землю. Сам Иоганн Себастьян говорил о двух «зовах предков», свойственных всем Бахам: das Musikertum (музыкальный) и das Bauerntum (крестьянский).
Мать Баха, Элизабет Леммерхирт, была на год старше супруга и получила от своего отца «достойного уважения муниципального советника Валентина Леммерхирта» значительное приданое. Не стоит, однако, искать в этом браке какую-то выдающуюся расчетливость, хотя и она наверняка имела место. Просто здоровый прагматизм не мешал Амброзиусу достойно и счастливо жить в браке, как и многим другим людям той эпохи.
Начальник «трубачей» города Айзенаха имел восьмерых детей, из которых выжило четверо. Старший, Иоганн Кристоф, подавал большие надежды, выказывая талант к музыке и твердость характера, необходимую для серьезного владения профессией. Он учился у знаменитого Пахельбеля, постигая мастерство высокой полифонии. Самый же младший — Иоганн Себастьян, родившийся в 1685 году, — ничем порадовать отца не успел. Он старательно учился в латинской школе, которую когда-то посещал сам Лютер. Разумеется, маленький Себастьян знал о своей будущей профессии. Собственно, вариантов и не было. Все мужчины из рода Бахов становились музыкантами.
Глава третья.
С ЛЕГКОЙ РУКИ ВЕЛИКОГО РЕФОРМАТОРА
4
Поначалу Stadtpfeifer (городской трубач) играл только на трубе. Постепенно доходы трубачей падали, и они вынуждены были становиться мультиинструменталистами. Во времена Баха Stadtpfeifer уже называли всех городских музыкантов, кроме органистов.