По счастью, 8 марта 1714 года родился Карл Филипп Эмануэль Бах, а год спустя, 11 марта 1715-го, за ним последовал Иоганн Готфрид Бернгард. Повседневные тяготы супружеской четы становились всё тяжелее.
Мы мало знаем об их быте, разве что Мария Барбара тащила на себе весь дом. Помимо того, что она помогала мужу в работе, возможно, переписывала ноты, а то и пела при случае, она вела хозяйство растущей семьи. Не была ли её жизнь прообразом «трёх К» немецкой домохозяйки согласно формуле, распространённой позднее: Kinder, Kirche, Kiiche (дети, церковь, кухня)? Мужа целый день не было дома: он на службе, но благодаря ей дом Бахов слыл шумным и приветливым. Помимо детей и сестры нужно было привечать и размещать учеников, ироде Шубарта, или племянников, принимать друзей, жить в ритме различных обязанностей. Дом быстро превратился в гудящий улей или, по словам современников, в «голубятню»… Входят, выходят, спорят, поют! Рыночная площадь — лучшее место для встреч.
Наряду с семейной плодовитостью в годы, проведённые в Веймаре, Иоганн Себастьян увеличил и другую свою семью — органную! Его бурная деятельность выражалась одновременно в сочинении музыки, экспертизе инструментов и виртуозном исполнении органных пьес. Музыкант разрывался между разными аспектами своего ремесла, инструмент поглощал его целиком. Как скажет несколько веков спустя Густав Леонхардт, столько сделавший для произведений Баха: «Я понимаю, что можно влюбиться в орган. В этом случае его даже нельзя назвать инструментом. Орган — это музыкальный факт». Бах не мог не влюбиться в органы, к которым прикасался и которые заставлял отзываться на его прикосновения!
Не довольствуясь переложением или адаптацией чужих произведений для этого инструмента, композитор сочинял огромные пьесы — «Токката до мажор», знаменитая «Дорийская» токката и «Пассакалия до минор». В них он достиг вершины своего искусства. К этому надо добавить работу эксперта, добившегося просто физической близости с инструментом — этой прекрасной машиной из дерева и металла. «Прежде всего мне нужно узнать, хороши ли у органа лёгкие!» — воскликнул молодой мастер, усевшись за клавиатуру, чтобы оценить состояние и возможности инструмента, с уверенностью врача, точными движениями выстукивающего пациента. Специалисты по Баху подчёркивают его способность оценить технические возможности инструмента, комплиментами уравновесив замечания мастеру. Каждый инструмент по сути обладал собственной индивидуальностью; интуитивное представление об этом, кстати, согласовывается с христианской традицией, которая видит в дышащих трубах священный инструмент. Не случайно лютеране пышно празднуют открытие органа, как сделает Бах, вернувшись по такому случаю в Мюльхаузен. И не случайно, что в современной католической церкви по-прежнему освящают новый орган, обращаясь к нему как к живому, с особой молитвой: «О орган, священный инструмент…» Он не просто подспорье, как другие инструменты, он предназначен возносить к небу молитву верующих.
В этот период будет много подобных вызовов на оценку и освящение органов, не говоря уже о частных просьбах: помочь коллеге, убедиться, что ремонт выполнен качественно. О Мюльхаузене мы уже говорили; в 1709 году Иоганн Себастьян был в Таубахе, а в апреле 1716-го — в Рыночной церкви Галле, в июле осматривал орган церкви Августинцев в Эрфурте. 16 декабря 1716 года настал черёд органа церкви Святого Павла в Лейпциге: он побывал в руках мастера, когда тот уже собирался покинуть Веймар. Эти осмотры были поводом попутешествовать, завести новые и поддержать старые связи.
Особые отношения с органом, кроме того, позволили Баху достичь виртуозного мастерства игры, отмечаемого многими современниками. Стараясь усовершенствовать технику игры, Иоганн Себастьян использовал большие пальцы рук, этот приём открывал множество возможностей, и вскоре его переняли многие органисты. Однако своей репутацией несравненного музыканта Бах обязан владению цедильной клавиатурой. Как напишет много позже, в 1789 году, английский критик Чарлз Бёрни, «многие музыканты не разделяют этих похвал (Баху): этот человек, поистине великий в своих произведениях для органа, большинством из которых я располагаю, всегда находился в поиске чего-то нового, трудного, не уделяя ни малейшего внимания естественности и лёгкости. Он был настолько влюблён в абсолютную гармонию, что помимо усиленного использования педалей наверняка помогал себе палочкой, чтобы нажимать на клавиши, до которых нельзя было дотянуться ни руками, ни ногами».