Выбрать главу
* * *

Незадолго до первой получки один из кузнецов подошел к Алеше и прикоснулся к его плечу зубилом:

— Лешка, а ты вспрыски думаешь ставить?

И пояснил:

— Четверть водки, дюжину пива и закусон.

Подошел другой:

— Не зажиливай, шкет. У нас «жил» не любят…

— В получку, так и быть, поставлю, — сказал Алеша.

— Чего там в получку. В получку мы и сами с усами. А ты вот сегодня… Вечером…

— Да денег-то у меня ни гроша.

Кузнецы пошептались между собою.

— Дело в шляпе. Не горюй, шкет. Берем в долг, под поручительство всей бражки. В получку отдашь.

Перед шабашом Антип заметил:

— А ты бы и Василь Парфеныча пригласил. Он не пойдет с нашим братом. А пригласить все-таки надо.

После гудка Алеша направился к мастеру. Снял шапку:

— Господин мастер, сегодня у меня вспрыски, и вот я прошу вас…

Мастер вытаращил глаза:

— Да ты в своем уме? Свиней, что ли, мы вместе пасли?!

Обескураженный Алеша вернулся в мастерскую. Кузнецы помирали со смеху.

— Ладно, шкет, — сказал инициатор выпивки, вдосталь насмеявшись. — Будешь теперь знать, что за кикимора наш мастерюга. За людей нас не считает, хотя сам из навоза вышел!

Компанией в шесть человек прямо с работы отправились в трактир «Венеция». Здесь в визге и шуме пьяных голосов, в дыму и чаду, откровенно толковали о своем житье-бытье, о своих думах, награждая отборными словами старшого:

— Ты знай, теленок, свою линию. Ты ведь не хозяйский мопс. Ты, брат, такой, как и мы. Выгонят нас — и тебя не обойдут. Значит, будь за рабочий народ, а не за свою шкуру.

Антип молча и покорно принимал эти упреки. Потом, желая прекратить неприятный для себя разговор, обернулся к Алексею:

— Глянь-кась, ребята, а наш шкет и не пьет. А ну-ка, Васька, растормоши его.

Алеша пил, морщась и с трудом глотая водку. Его дружески похлопывали по плечу, чокались с ним, говорили хмельные любезности. Голова его кружилась, в ушах шумело.

Вдруг он почувствовал, что кто-то с силой тянет его за рубаху кверху. Оглянулся — и весь хмель выдохся. Злорадно скаля зубы, в лицо ему молча смотрел Афонька Бурсак.

Алеша дернулся, но вырвать ворот своей рубахи из кулака Афоньки не смог. Бурсак уже приподнял Алешу со стула, собираясь швырнуть на пол. Однако за паренька вступились кузнецы, оттолкнули Афоньку. На них надвинулись сообщники Бурсака. Вся «Венеция» замерла от любопытства — будет драка или не будет. Трактирщик, в страхе за свою посуду, заорал: «Полиция!» — и люди, готовые было к прыжку, нехотя выпустили из рук бутылки.

Толсторукий, в гороховом жилете трактирщик стал в проходе.

— Почтенные! — Он обвел слащавым взглядом своих посетителей. — Не шумите, почтенные! Дайте слово сказать. Уж ежели кому охота силу свою испытать, милости просим на простор. Тут на калашниковских мучных амбарах известен один купец, Нил Саввич Морошников. Особнячок еще ихний сразу за лаврой, крашеный такой, с петухами. Позапрошлой зимой, — верно, из вас которые и слыхали, — Нил Саввич об заклад пошел с племяшом городского головы и проиграл на калашниковских крючниках двести целковых. На святках, об эту зиму, думает реваншу задать. Желают их степенство, чтоб победителей — скобарей с прядильной и ткацкой — какие-нибудь молодцы отделали. Так вот, господин Морошников просили меня передать, што ежели кто пожелает побаловаться у вала, милости, мол, просим: выходи стенка на стенку. Победителю — десять ведер водки и золотой в награду!

— Пиши меня! — крикнул захмелевший Антип. — Пиши: фамилия Бегунков, а кулаки — молоты!

— И меня пиши! — закричал в пылу Алеша. — Только смотри, чтобы эта образина была не в нашей стенке, — указал он на Афоньку Бурсака.

— Допрыгаешься, пёс фабричный! — процедил сквозь зубы Афонька и вернулся за стол, к своей шайке.

Трактирщик потирал руки:

— Вот и ладненько, сговорились, значит!..

Деньги были уже пропиты, сидеть за столом с пустыми бутылками было неинтересно, и вся компания кузнецов повалила к выходу, запевая нестройным хором:

По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах…

Шайка Бурсака внимательными глазами проводила своих противников, словно стараясь запомнить их закопченные лица, их сильные мускулы, проступавшие сквозь рваную одежду, и в особенности широкие костистые плечи Алеши, самого молодого и самого воинственного.