Что ты, Алексей?! Да этак, чего доброго, научишь меня путешествовать на акуле! А я окачурюсь самое большее через полчаса после вояжа в этой консервной коробке.
Бахчанов стал терпеливо уверять его, что переезд на баржах имеет много преимуществ, особенно для нелегалов. Кадушин не сдавался:
— А шторм?.. Налетит такая беда, вот и станет нас болтать в этой барже, как дохлых лягушек в бочке.
— Что же ты тогда предлагаешь?
Кадушин оглянулся. На небе уже заискрились звезды, с берега тянул сырой ветер, было холодно и бесприютно. Вокруг лежала бесконечная даль и туманная дымка, слышалось хлопанье крыльев пролетающих птиц. На что можно было надеяться, Кадушин и сам затруднялся ответить.
Зная, что он вовсе не такой уж несговорчивый, как это кажется, Бахчанов сказал:
— Не будь ты старым солдатом и знаменитым нашим динамитчиком, я бы очень многим рисковал. Ты же совсем легко переносишь все трудности, и я не боюсь за тебя.
Слова эти упали на благодарную почву. Кадушин смягчился, махнул рукой:
— Ладно. Полезу. Тянуться уж, видно, нитке за иголкой.
В Черном городе, в доме одного промыслового рабочего, служившем явочной квартирой для нелегалов, Бахчанов встретил некоторых знакомых ему товарищей по былой работе на Кавказе. От них, между прочим, он узнал, что в Баку переехал Васо и работает под чужим именем на одном из нефтеперегонных заводов.
Бахчанов пожелал немедленно видеть старого друга. Паяльщику дали о том знать, и он примчался на явочную квартиру сразу же после работы. От радостного волнения Васо прослезился, когда увидел Бахчанова вновь на свободе:
— Дорогой тамада, я чувствовал, что неволя не удержит наших орлят!
Он был также несказанно восхищен участием в побеге Кадушина:
— Да как же это, Нилыч? Какими судьбами?
В ответ Кадушин кивнул на Бахчанова и нараспев ответил:
— "Ста-рый то-ва-рищ бе-жать по-со-бил…"
— Решился-таки!
— Признаться тебе, Вася, сначала я был просто ошарашен собственной решимостью. Плетусь за Алексеем по пермским-то дебрям, а в голову лезет идиотски настойчивое: кактус селеницереус грандифлорус… кактус селеницереус грандифлорус…
— Что это за штука, Нилыч?
— Да название одного тропического растения.
Васо хохотал.
— И все же шел, с кактусом-то в голове?
— И как еще шел! Этакая меня храбрость взяла, кажется, направься Алексей в ад — я туда же! Но подчас нападало и малодушие: и чего, думаю, тебе, старик, еще нужно? Все равно ведь не разделишь будущее торжество с победителями…
— А почему же нет, Нилыч? Так должно быть.
— Я хочу думать, что так будет. Но видишь ли, Васенька, когда заноют мои ревматические ноги, поневоле подумаешь: да ведь у меня не мафусаилов век, до ста лет не доживу, чего же ерепениться?
— До ста? Знай же, Нилыч, старая гвардия, наше поколение еще многое застанет, потому что наша победа не за горами!
Бахчанову не терпелось узнать о самых близких и любимых людях. Не о них ли он думал все эти дни и ночи?! Лара! Что с ней? Что с дочуркой?
— Не волнуйся, дорогой тамада. Шариф постарался укрыть твою семью в Кахетий за Телавом, в одном селении. Вот дадим точный адрес — и мчись туда.
— Добрый ты мой вестник!
— Располагай мною, тамада. И коли мне не повезло в семейной жизни — понимаешь, с моей невестой, выпущенной на поруки, мы можем видеться редко и то только украдкой, — так будь хоть ты счастлив!..
Трудно, очень трудно расстаться истинным друзьям, когда они после долгой разлуки вновь встречаются на короткое время! Что делать, желанная беседа льется, как светлый поток, и уже ночь нипочем.
Пора бы отдыхать, а тут Васо принес нехитрое угощение:
— Выспаться успеем на том свете. Кушайте, дорогие товарищи.
— Как назовем эту внеурочную трапезу? — спрашивал Бахчанов, поднимая стакан с простоквашей. — В обиходе нет подходящего слова. Ужин? Слишком поздно. Завтрак? Слишком рано. Разве назвать предрассветником?
За едой Васо с подъемом рассказывал, как он вместе с Камо разыскивал в Финляндии Ильича.
— Приехали в Куоккалу, ходим-бродим, дождь моросит. Помним, что искать надо дачу "Ваза", а номер-то забыли. И потом, что значит Ваза? Думаю, фамилия владельца дачи, не иначе. Громкая фамилия, ничего не скажешь. Ее, говорят, носил король шведский. Вот о том по дороге и толкую, а Камо помалкивает да посмеивается. Ведь знал же, хитрец, что и как надо искать, а только по своей привычке таился! Ну, ладно. Характер его не переделаешь. Идем дальше, а дождь все шуршит и шуршит в елях. Много их там растет. Устал и не терпится поскорей увидеть человека, о котором так много говорили у нас. Советую Камо: давай, мол, поспрошаем встречных. Авось, укажут тот дом. Камо качает головой и плотнее запахивается в свою намокшую бурку.