Заветный домик в окрестностях Телава, куда пришли беглецы, еле виднелся из-за кустов и цветущих персиковых деревьев. Воздух был насыщен ароматами множества цветов, растущих в крошечном саду. Старушка, чистившая медную посуду, совсем не заметила двух прохожих, подошедших к открытому окну. Они заглянули в него и, тотчас же отпрянув, радостно переглянулись.
— Она! — прошептал Бахчанов. — И, кажется, что-то говорит. Слышишь? — он сжал руку своего спутника.
— Тебе показалось, Алексей Степанович, — прошептал взволнованный Кадушин, — впрочем, с кем ей говорить, как не с родной дочуркой? Счастливая мать!
Бахчанов заглянул в раскрытое окно и весь затрепетал, мгновенно узнав это лицо, склонившееся над столом. Но какой же печалью овеяно оно! Удивительно ли? Ведь все эти месяцы разлуки Лара тревожилась за судьбу близких ее сердцу людей. И если в ком она еще могла найти утешение, так разве только в крохотной своей дочурке Леночке. Пусть же больше не повторится эта разлука, пусть снова засияют глаза любимой.
И он окликнул ее. Молодая женщина медленно поднялась. Ей казалось, что слух обманывал ее. Но, повернув голову, вскрикнула и, как слепая, пошла к окну с протянутыми руками.
А потом Лара билась в рыданиях на груди Бахчанова, не имея сил связно рассказать о случившемся в этом доме, благоухающем цветами.
Пустая колыбель, рецепты на столе и всего одно страшное слово, вырвавшееся из уст потрясенной женщины, объяснили все.
Как оглушенный стоял Бахчанов. Мысль о смерти дочери ему казалась невозможной, несправедливой, чудовищной.
Слезы текли из глаз Александра Ниловича, и он молча принялся ходить по комнате, кашляя и отирая лицо платком.
А когда первое оцепенение прошло, Лара, овладев собою, рассказала все как было.
Перед самым выездом на Кавказ она была арестована. Это совпало с началом контрреволюционных репрессий вскоре после третьеиюньского переворота и разгона Столыпиным Государственной думы. Не имея возможности на кого-либо оставить ребенка, молодая женщина взяла его с собой, тем более что власти дали ей понять о предстоящей высылке в одну из дальних северных губерний. Более месяца Лара пробыла с ребенком в пересыльной тюрьме, славящейся антисанитарными условиями и необычайной скученностью заключенных, среди которых больные содержались вместе со здоровыми. Все это время молодая женщина тщетно требовала объяснить ей причины ареста. Здесь, в пересылке, совершенно здоровую Леночку вдруг поразила непонятная болезнь. Так нежданно поражает град первые нежные всходы в раннюю весеннюю пору.
Тревога матери была дружно поддержана всеми политическими заключенными, что заставило царских сатрапов рассмотреть "дело" Баграони в первую очередь. Они нашли возможным выпустить Лару, но запретили ей проживать в столичных, губернских и промышленных городах. Для поправки здоровья ребенка ей "милостиво" разрешали выехать в "сельскую местность" Кавказа.
В Кахетию молодая женщина приехала с больным ребенком на руках. Шариф обнадеживал ее, считая, что благодатный климат вернет здоровье Лене.
Девочке же становилось все хуже. В полном безразличии ко всему окружающему она лежала на боку, поджав ножки, иногда всхлипывала, хваталась за голову, скрежетала зубами. И никто не мог сказать, что это за болезнь. Сельский врач-старичок, а также военный фельдшер, случайно приезжавший из Телава, путались в диагнозах, считая, что истинная картина болезни еще затемнена. Они подозревали тиф, но окончательно поставить диагноз не решались.
Проходили мучительные дни и ночи, полные страха, надежд и волнений. Мать неусыпно дежурила у постели девочки, давая питье сквозь сжатые зубы и меняя холодный компресс на голове больной. Ребенок уже лежал с помраченным сознанием. Матери и окружающим ее соседям казалось, что, быть может, пройдет час-два, и жар спадет, дыхание станет ровным, судороги прекратятся и после сна Леночка снова засияет здоровьем, как утро после ночного ненастья. Но то была агония. Еще немного — и жизнь ребенка угасла. Раскинув золотистые кудри на подушке, девочка, к ужасу матери, уже лежала без дыхания. На дворе в эту ночь шумела непогода. По всей долине раздавался шум сильного дождя; в черном небе иногда мигала розоватая молния; под порывами налетавшего с гор ветра хлопала и стучала распахнутая ставня, точно невидимый страж сзывал людей к оцепеневшей матери.
Шариф вторично привез старичка доктора. Тот посетовал на крайнее несовершенство искусства врачевателей и сказал, что девочку поразил страшный недуг — туберкулезный менингит, всегда кончающийся смертью. Врач ожидал печального конца еще в свой первый визит, но какое сердце может вынести приговор последним надеждам страдающей матери?..