— Владимир Ильич, это не рижане. Те знают явку и не стали бы расспрашивать детей.
— Гм… гм… Пожалуй и так.
— Здесь нам дольше оставаться нельзя, — произнесла Надежда Константиновна.
— А вы, Инок, как думаете?
— Я того же мнения.
— Хорошо, — сказал Владимир Ильич, — но, надеюсь, в данную минуту нам никто не помешает слушать великолепное пение Ларисы Львовны и превосходный аккомпанемент товарища Глеба?
И тетя Лара снова запела.
Антракт также был музыкальный. Папа Глеб, по просьбе Ленина, исполнил "Аппассионату" Бетховена.
Не сиделось только дяде Леше и тому хмурому усатому. Оба они, о чем-то пошептавшись, тихонько выскользнули из комнаты…
Этот погожий летний вечер Бахчанов и его неизменные спутники считали особо памятным. Прошло две недели после того, как они покинули друзей Абесалома и выехали сначала в Петербург, а оттуда в пределы Финляндии. Тут-то на одной из станций и состоялась встреча с семьей Промыслова. Здесь Глеб жил еще с дней Свеаборгского восстания. Таня и Лара встретились как родные сестры. Сколько у них оказалось воспоминаний, связанных с маленькими семейными радостями и большими огорчениями! Таня, услышав горестный рассказ Лары, отнеслась к ней с глубоким сочувствием. Друзья решили не терять друг друга из виду. Быть может, обстоятельства тревожной жизни снова разлучили бы этих людей, если бы Дубровинский не свел их всех вместе на даче близ маяка Стирсудден, где Ильич укрывался от агентов царской охранки…
Обход Бахчановым местности, прилегающей к даче, ничего особенного не дал, и Владимир Ильич нашел возможным продолжать свою обычную велосипедную прогулку. На этот раз его вылазку "в природу" разделил Александр Нилович, и они оба покатили к морскому побережью.
Легкий и беспрерывный бриз освежал разгоряченные лица, трепал полы пиджаков. Колеса шуршали по влажному песку и обломкам камышей, выброшенных волнами. Справа шумела и пенилась в блеске ослепительного солнца бескрайняя водная ширь. Острокрылые чайки кружились над ней. Уголок тут был глухой: на широкой отмели не было ни кабинок, ни дощатых купален, ни дачников, загорающих на солнце. Только ребятишки с визгом и смехом шлепали босыми ногами по сверкающей воде.
Проехав по берегу, велосипедисты свернули по тропинке в сосновый лес.
— Восхитительное местечко, — сказал Кадушин.
Владимир Ильич предложил сделать привал в холодке. Прислонив велосипед к дереву, он снял пиджак и, расстелив его на сухом бугре, прилег, положив руки под голову. Кадушин сел на край бугра:
— А мы, кажется, пришли в гости прямо к муравьям. Вот сколько их набежало! Они лезут на нас, и в довольно рассерженном состоянии!
Владимир Ильич сунул палец в сухие прошлогодние иглы и, смеясь, сказал:
— Замечательное сообщество! Члены его действуют по принципу: один за всех и все за одного, — и он стал сдувать с пальца мгновенно вцепившихся муравьев.
В эту минуту сверху упала маленькая шишка.
— Смотрите-ка, Александр Нилович, что за прелестная пичуга над нами.
Кадушин поднял голову, но неведомая пернатая обитательница леса вспорхнула и уселась на отдаленном дереве. Щуря глаза под стеклами пенсне, он сделал несколько осторожных шагов и уже начал всматриваться в птичку, как вдруг его внимание привлекли мужские голоса, раздававшиеся за густыми кустами.
Александр Нилович чуть раздвинул куст и выглянул. На полянке сидело четверо мужчин в спортивных костюмах. Разложив на траве салфетку, они закусывали. Тут же, в стороне от них, лежали поваленные на траву велосипеды. Один из велосипедистов откупоривал бутылку. Взглянув на него, Александр Нилович отпрянул назад, но сейчас же вновь прильнул к щели в ветвях и теперь уже глядел неотрывно, как бы желая убедиться в том, что ему показалось невероятным в первое мгновение. Однако сомнения оказались лишними. Это лицо, эти жесты, самый голос принадлежали тому человеку, которого Кадушин знал еще в Закавказье.
Увлеченные едой и разговором, неизвестные велосипедисты не видели Кадушина и не смотрели в его сторону. Он поспешил назад.
— Владимир Ильич, рядом с нами четыре агента полиции! Одного из них я сразу узнал: он когда-то выдавал себя за податного чиновника. Идемте отсюда! — И, подняв велосипед, выкатил его на тропу, за деревья. Владимир Ильич последовал за ним и, оглядываясь, хмуро удивлялся: