Мгла, нависающая над заливом, подталкивала его. Дастропулос боялся, что она скроет беглеца и его спутников. Он отчетливо видел их в своем воображении. И, может быть, они ушли далеко, но ему мерещилось, что он видит их силуэты. Он ускорял шаги, падал, поднимался и снова торопился вперед, в безмолвие мертвого простора. Сжимая озябшей рукой револьвер, он нетерпеливо ждал, когда дистанция между ним и беглецами резко сократится. А мгла становилась все гуще и гуще. Он только видел серый снег под ногами. Но что это? Впереди как будто бы мелькнул желтый огонек. Может быть, они чиркнули спичкой, может быть, зажгли фонарь, который мигал, качаясь в чьей-то руке, и дразнил Дастропулоса, словно блесна рыбу. И он шел на этот огонек, как на маяк. Охваченный маниакальным азартом преследования, он заскользил быстрее, точно на лыжах, и уже не смотрел себе под ноги. Они несли его, как крылья; Он представлял себе, как сблизится с беглецами, как они остановятся. Может быть, Бахчанов бросится на него, но будет поздно. Грянет выстрел, — и последний могикан боевого подполья найдет свой конец средь этого белесого мрака. Но что такое? Фонарь уже исчез. Может быть, его и вовсе не было? Где же люди? Неужели они таки уйдут? Однако Дастропулосу казалось, что он отчетливо слышит их глухие голоса. Значит, беглецы недалеко. Скорей, пока не поздно. Он взял револьвер на изготовку и рванулся вперед.
И тут он почувствовал, как непрочная опора расступилась под ногами и бездна схватила его.
Все произошло в одно мгновение. Никто не видел, как Дастропулос исчез. Только хрупнул тонкий лед, чмокнула черная вода и беззвучно сомкнулась над головой проглоченного ею…
А Ленин и его спутники продолжали идти стороной по ледовым полям. Бахчанов и проводник все время ощупывали дорогу палками. Это замедляло движение. Но было необходимо. Ильич шел не позади своих спутников, а рядом с ними и часто даже опережал их.
На льду начали попадаться трещины, торосики и как бы "застекленные" следы ледокола. В одних местах эти следы были прочно заделаны морозом, в других нет. Приходилось останавливаться, производить разведку, совещаться, делать обходы. Остров, скрытый мглой, казался бесконечно далеким, почти недосягаемым, окруженным многочисленными ловушками. Вот впереди при слабом свете фонаря видно было, как вынырнула длинная полоса проруби. Над ней змеились струи холодного пара. Прыжком одолеть эту пропасть невозможно. Кромка льда — как намоченный сахар. Проводник беспомощно топтался на месте. Путь оказался хуже, чем он предполагал.
Эта водная лента тянется на километры. Можно ли при таких условиях двигаться дальше? Он ждал, когда на хмурых лицах русских появится выражение сомнения, нерешительности, отчаяния. И тогда-то следует предложить им вернуться. Но нет, их упрямые взгляды выискивали обходные пути. Они предпочли сделать длиннейший и утомительный путь. И все же след ледокола им обойти не удалось. Этот след продолжал тянуться до самого горизонта, как бесконечный канал во льдах. Он отрезал путников от острова, преграждал им путь. "Ну можно ли еще упрямиться?" — раздумывал рыбак.
Тот, кто был с чемоданчиком, сказал:
— Трудности в таком пути неизбежны. Наша задача их преодолеть!
По его словам, он в детстве видел, как под Симбирском отдельные смельчаки переходили в ледоход Волгу. Способ их состоял в следующем: встать на самую прочную льдину и, пользуясь ею как плотом, подгребать веслом. Здесь же весло придется заменить багром.
И, чтобы показать, как ото делается, он осторожно подошел к воде. Наметил льдину овальной формы и багром притянул ее к себе. Бахчанов предупредил его:
— Я тяжелее вас, Владимир Ильич. Позвольте сначала попробовать мне. Если она выдержит меня, она выдержит и вас.
И он вскочил на следующую льдину. От толчка она закружилась и стала накреняться. Пришлось ухватиться за палку, протянутую проводником, и отступить. Начали искать другую льдину, но та оказалась еще менее прочной, а дальше стало попадаться какое-то крошево. Вернулись к овальной льдине. Она кружилась на середине широкого разводья, и проводник снова притянул ее к самой кромке.
— Попытаюсь то же сделать, только чуточку деликатнее, — усмехнулся Владимир Ильич.
Он принял багор, протянутый Бахчановым, и встал на льдину, осторожно опустив к ногам свой чемоданчик. Легкий толчок — и она, заколебавшись, плавно отплыла к противоположной кромке. Потрогав кромку багром, Ильич сначала поставил на нее одну ногу…