— Спрячь нож! — зарычали на Бурсака крючники и встали, потные, распаренные.
Афонька быстро оглянулся. Клок волос упал ему на один глаз, отчего второй, казалось, заблестел еще ярче и злобней. Как волк, окруженный гонщиками, вертел он головой и видел, что выбрал момент неудачно. Неторопливо сунул нож под рубаху.
— Ладно, — бросил он Алеше. — Не сейчас, так после шило в бок получишь… — И широкими шагами направился к двери. Его проводили злыми взглядами.
Шайка покинула трактир с таким же грохотом, как и вошла. «Вязьма» вновь загудела.
— Ну, парень, берегись теперь! — заметил один из крючников и показал на окно. Алеша увидел, что Бурсак с приятелями перешли на противоположную сторону тракта и стали совещаться.
Фома Исаич легонько тронул его за рукав:
— Отчаянная ты головушка, Ляксей!
И добавил, как ни в чем не бывало, продолжая разговор:
— Так ежели ты серьезно надумал, приходи рыбачить. Проживаю я пока на кладбище. У сторожа… А тех пасачей не бойся: уйдем черным ходом…
Вечером, пробираясь домой, Алеша с завистью думал о крючниках, землекопах, ломовых извозчиках, о всех тех тружениках, кто сегодня в «Вязьме» ел студень и пил сладкий чай. Все эти люди, несомненно, счастливцы: они имеют работу. Но чем он хуже их? Почему он обойден судьбой? Почему он не может так же свободно сесть за стол и потребовать себе еду?
Деньги? Их у него нет. Но зато есть сильные руки. Он может работать.
С этой мыслью он заглянул в мелочную лавку.
Здесь, в притягательных запахах печеного хлеба и огуречного рассола, посреди кадок и кулей, стояла толстая лавочница и от скуки грызла подсолнухи. Алеша снял перед ней шапку:
— Нет ли у вас, тетушка, какой-нибудь работенки?
— С какой такой радости? — вскинулась лавочница. — Иди, иди… Знаю вас, мазуриков!..
Глава вторая
ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ
Предложение Фомы Исаича рыбачить было заманчивым для паренька, но чем больше он об этом думал, тем яснее понимал, что осуществить мечту бездомного калеки очень трудно. То же самое сказал и отец, когда Алеша сообщил ему о знакомстве с Водометовым. Надвигалась зима, и надо было не мечтать, а устраиваться на работу.
Но Алеше упорно не везло: еще с неделю протолкался он у заводских проходных, а работы все не было и не предвиделось. Тогда, с отчаяния, он решил навестить Фому Исаича: авось у него что выйдет. Отправился к нему под вечер, чтобы застать его дома.
Войдя в кладбищенские ворота, Алеша увидел, что сторожка на замке. Сперва он растерялся, потом смекнул, что если не сам Фома Исаич, то хоть сторож должен быть где-либо поблизости, раз ворота открыты.
И он направился в глубь кладбища.
Безлюдно было на мокрых дорожках, густо усыпанных желтыми листьями. В сточных канавах еще алели колючие головки чертополоха. Пахло увядающей мятой. В прощальных солнечных лучах дозревали красные гроздья рябины. Понуро стояли березки, исхлестанные беспощадными ветрами. И было так тихо, что казалось, город остался далеко-далеко позади.
Навстречу Алеше, крестясь, проковыляла старуха с узелком кутьи. Затем он услышал глухой стук заступа о жесткую торфяную землю и в стороне, за деревьями, заметил спину человека. Вглядевшись, Алеша удивился: человек держал в руках лопату, но не могилу рыл, а окапывал на расчищенной площадке деревцо. Алеша свернул к нему и узнал самого Фому Исаича. Инвалид воткнул лопату в землю и обтер рукавом потное лицо. Увидя гостя, улыбнулся:
— А я уж думал, — не придешь ты, рыбачок!
— Что ты тут делаешь, Фома Исаич?
— Яблоньку сажаю.
Он воровски оглянулся и понизил голос:
— Ежели это дерево привьется, можно сад развести. Груши, яблони… Самое главное — лишь бы деревца не сломали.
— А где достанешь их?
— Вот эту сын сторожа с Куракиной дачи за двугривенный продал… Еще обещал. Достать можно… Ну, пойдем ко мне.
По дороге к сторожке Водометов сообщил, что земляк его кладбищенский сторож Ерема тихонько от начальства поехал в свою рыбацкую деревню толковать о покупке старых сетей.
— А меня просил быть эти дни за него. Всё бы хорошо, да могильщики шибко пьянствуют. Нынче — все трое засветло с кладбища ушли. Насилу упросил их про запас могилку заготовить, — гляди, кого привезут еще…
Он отпер сторожку. Едва Алеша шагнул за ним в сумрак помещения, как над головой его что-то захлопало и зашумело. Паренек вздрогнул от неожиданности. Фома Исаич засмеялся и громко позвал:
— Феофаныч!
Откуда-то сверху слетела маленькая зеленая сова и села Фоме Исаичу на руку. Сидела нахохлившись, устремив немигающий взгляд своих глаз-кругляшек на окно.