Насчет шатра Камаль однозначно погорячился: чтобы мысли хоть как-то сдвинулись в сторону сугубо плотских развлечений, ставить надо было как минимум ванну. Вблизи от кочевника и его верблюда пахло совершенно одинаково — даже концентрация запаха после дня в седле не слишком-то отличалась. От меня, вероятно, тянуло примерно так же — с поправкой разве что на ящерицу, — и все страдальческие мысли вдруг как-то разом сдвинулись в сторону, оставив только мечты о далеком оазисе, третьем на пути от столицы к горам: в оазисе Мааб скрывалось единственное на всей дороге пресное озеро, питаемое сразу тремя родниками. Оно не пересыхало даже в самую страшную жару, и вокруг него вырос небольшой городок с саманными стенами и защитным куполом.
Я принюхалась к своей рубашке и принялась мысленно прикидывать стоимость своей души в базарный день, потому как идея продать ее за возможность нормально вымыться вдруг показалась на удивление здравой — и до того соблазнительной, что Камаль немедленно поддался закону подлости и, тревожно запрокинув голову, заметил:
- Буря совсем близко.
Ветер как по заказу усилился и зловеще зашелестел листьями пальм. Верблюд, уже уютно устроившийся на песке, подогнув под себя ноги, тоже поднял голову — будто бы передразнивая хозяина, но смотрел он точно в ту же сторону, что и Камаль, и от этого звериного единодушия меня продрало внезапным холодком. Я скомкала в руках одеяло, которое собиралась подстелить на лежанку, и напряженно уточнила:
- Нас не застанет в дороге?
- Застанет, — с таким уверенным пессимизмом подтвердил Камаль, что одеяло я все-таки выронила. Кочевник проводил его взглядом и, даже не пошевелившись, чтобы подобрать, добавил: — Добраться до Мааба мы бы все равно не успели, а пережидать бурю здесь или в дюнах — не имеет значения.
- М-да? — скептически уточнила я и мстительно встряхнула одеяло.
Но привычный к вездесущему песку кочевник даже не поморщился.
- Ложись. Проще показать.
Я проглотила нелестную характеристику арсанийского красноречия, послушно расстелила одеяло и оглянулась, но молох уже успел основательно зарыться в песок — наружу торчала только верхняя пара рогов.
- За него не бойся, — нетерпеливо посоветовал Камаль. — Он — порождение пустыни, и пустыня позаботится о нем сама.
- Последний раз, когда я проверяла, он был порождением двух других чистопородных молохов, — все-таки проворчала я, — и заботился о нем сразу десяток мастеров-муравейщиков.
Но откопать здоровенную ездовую ящерицу мне явно было не по силам, а Камаль не собирался ни помогать, ни комментировать, и спор заглох сам собой. Я свернулась клубком на одеяле, накинула его край себе на плечи и выжидательно уставилась на кочевника.
А он небрежно тряхнул головой, высвободив из-под тагельмуста крупные черные кудри, вытянул вперед обе руки — и мягко тронул в воздухе что-то, видимое ему одному.
Воздух отозвался тяжелым нарастающим гулом. Под смуглыми пальцами кочевника одна за другой вспыхивали магические струны, выстраиваясь в сложный извилистый рисунок — словно следы множества змей на песке. Плетение горело синевато-голубым, и свечение становилось все более плотным, пока не превратилось в сплошной круглый ковер, которым можно было бы накрыть всю нашу стоянку. Камаль неспешно перебирал пальцами, словно играя на десятиструнном барбете*, и заклинание отзывалось тягучей, струящейся мелодией, в которую голос мага вплетался легко и естественно, словно одно не могло существовать без другого…
А потом пение вдруг оборвалось на верхней ноте, и воцарившаяся тишина оглушила — всего на секунду, пока плетение не прошло сквозь наши тела и не впиталось в землю. Под моим одеялом что-то недобро завибрировало, но не успела я обеспокоиться по этому поводу и выдвинуть пару предположений сугубо физиологического толка, как песок вдруг с пронзительным свистом взвился в воздух.
Я застыла истуканом, и только это и позволило сохранить хоть какое-то подобие достоинства.
Песок взвился не весь разом, как мне с перепугу показалось поначалу, а стремительно образовал защитный купол наподобие тех, что опирались на городские стены, — с той разницей, что столичные плетения были абсолютно прозрачными, и для них не требовался целый ковер из магического плетения размахом во весь город. Но эффект был весьма схож: мерное успокаивающее гудение над ухом — и моментальная защита как от ночного перепада температур, так и от пронизывающего до костей ветра. Разве что городские плетения все-таки пропускали морской бриз и редкие дожди, а купол Камаля, кажется, удержал бы внутри и запаниковавшего верблюда.