- Спасибо, Ванечка. – Бесконечно растроганная Бахтияра принялась зацеловывать брата. – Я уже сейчас могу смело заявить, что это самый лучший подарок. Честно.
На глазах Бахтияры заблестели слезы счастья. Как же она обожала этого белобрысого карапуза такого не похожего не нее! Ваня, стремясь ни в чем не уступать старшей сестре, повторял за ней практически все, как она когда-то за отцом... Это, пожалуй, единственное в чем они были схожи – им обоим требовался наглядный пример для подражания.
- Я знал, что мой подарок будет лучше всех! – горделиво заявил Ваня. – Я подарил тебе свое сердце, и оно тебя очень сильно любит, поэтому ты просто не можешь не любить меня!
Малыш, совершенно не задумываясь над словами, заставил Софию поежиться. Когда-то ее любимый мужчина уже подарил сердце Бахтияре и вот все вновь повторилось. Мурашки от прошлого, сменились сладостью от настоящего. Как же все-таки здорово, что сердце можно подарить вот так, без намека на горечь, боль, потерю.
- Всезнайка мой любимый. – София нежно взъерошила густую Ванькину шевелюру. – Ну конечно Бахтияра тебя любит, а как иначе! Ты ведь у нас самый-самый! Котенок, а не мог бы ты нас с сестрой оставить ненадолго? – Ей безумно приятно было наблюдать за взаимоотношениями между детьми, но еще больше в этот момент хотелось поскорее отдать Бахтияре письмо, которое протомилось в ее столе целых шесть лет. София прекрасно понимала, что дочке, чтобы его прочесть, потребуется полное одиночество и тишина, а с их шаловливым мужчинкой, надеяться на тишину все равно что ждать грома среди ясного неба.
- Ага! – Недовольно и недоверчиво начал возмущаться Ваня. – А что это вы тут без меня хотите делать? Мама, ты что, хочешь Бахтияре подарить конфеты? И съесть хотите без меня!
София и Бахтияра весело рассмеялись. Ну как можно не любить такого милого жадину?
- Нет, мой хороший. Я не буду дарить твоей сестре ничего съедобного и ничего, что она могла бы разделить с тобой. Можешь сам убедиться в этом. – София медленно сунула руку в карман своей кенгурушки. – Вот, это мой тебе подарок. Знаю, ты давно хотела.
На ладони у Софии появилась небольшая коробочка, а с губ Бахтияры, растянутых в искреннейшую улыбку, уже слетали слова благодарности.
- Мамочка, но ведь это iPod!!! Это ведь не дешевое удовольствие, могла бы просто подарить какой-нибудь mp3-плеер. – Глаза Бахтияры светились от счастья, а руки уже тянулись к маминой шее. – Спасибо тебе мамочка! Ванька прав, ты у нас самая лучшая!
- Это вы у меня самые. – Целуя дочь, затем сынишку, согретая волшебными словами и детскими объятиями прошептала София.
- Ну ладно, уговорили. Я, так и быть, оставлю вас. – Совершенно неожиданно заявил Ваня и практически молнией убежал из комнаты.
- Странно. Обычно его приходится уговаривать долго и не без помощи бонусов, а он даже на шоколадку меня не развел? – удивленно смотрела в распахнутую дверь София.
- Ага, но не сейчас, когда у него в руках оказалась такая игрушка, как новенький iPod. С которым, непременно, нужно разобраться раньше сестры.
- И успел ведь! Вот засранец маленький. Подумать только, какой шустрый у нас Ванька, прям метиор! – София постепенно отвела глаза от двери. – Ну, пусть играется, если ты не возражаешь?
- Нет, конечно. Он ведь все равно не дал бы мне покоя, пока не получил то, что ему хочется. Тем более я пообещала, что поделюсь с ним всеми подарками, кроме того, который ты мне еще не вручила. Но Ваньке об этом знать не обязательно.
- Да, Бахтияра, ты права. Мой следующий «подарок», для него точно не будет иметь такой ценности, как, надеюсь, для тебя.
София еще раз нырнула в карман своей кофты и протянула руку с чуть пожелтевшим от времени конвертом сложенным вдвое.
- Ма, это лучший для меня подарок. Он бесценен. Спасибо.
София удалилась, оставив практически взрослую дочь, которую, скорее всего, Иван до сих пор называл бы своей крошкой, наедине с «отцом». Бахтияра, как две капли воды была похожа на своего ангела-хранителя. Те же бездонные глаза, та же курчавая шевелюра черных волос, та же добрая душа и одно на двоих любящее сердце. Прикрыв за собой дверь, София еще несколько минут не могла двинуться с места. Она за все эти годы так и не сказала дочке всей правды, просто не забывала в любом их разговоре упомянуть о ее отце и о том, как сильно он ее любил и любит. София всегда опасалась, что дочь не поймет поступка отца, так, как первое время не понимала она сама. Ей было безумно трудно смириться с реальностью, в которой один любимый ею человек пожертвовал собой ради другого. Это в кино и книжках все так легко и прекрасно, а в жизни слишком, иногда чересчур, невыносимо. Когда дочь является точной копией мужа, которого больше никогда в своей жизни не обнять и не поцеловать, это невыносимо. Но в то же время, глядя на свое сокровище, София ни на секунду не прекращала благодарить своего Ивана за смелость. Она знала с первого дня их знакомства, что он настоящий мужчина – сильный, смелый, решительный, которых в наше время часто не хватает. Вот и сейчас, все эти годы, ей его так не хватает… Стоя у дочкиной комнаты София продолжала бояться момента истины, который вот-вот наступит для их Бахтияры. Больше всего на свете эта сильная, повидавшая жизнь женщина, сейчас боялась одного – чтобы ее дочь не возненавидела себя за то, что она причастна к смерти любимого папы. До дрожи в коленях София боялась никогда больше не увидеть в дочкиных глазах огоньков любви и доверия. Любви к маме и папе. Доверия – ко всему миру. Несколько раз перекрестившись и попросив у Господа и Ивана помощи, София отпустила свои мысли. Она целенаправленно зашагала в другую комнату, в которой юный Ваня, совершенно ничем не напоминающий ей ее Ивана, окончательно поможет ей унять тревогу. У малого непоседы это всегда получалось великолепно. Рядом с белобрысым мальчуганом с зелеными глазами София легко могла отвлечься от любых непрошенных мыслей. Это было еще одно маленькое солнышко в ее жизни – ее Ванька. Когда она вошла в комнату сына, он смирно сидел на своей кровати и тщательно изучал новенький iPod. Любознательный малыш был полностью погружен в изучение неизученного доселе предмета. Он не заметил, как на пороге появилась мама и замерев, опиревшись спиной о стену, с глазами полными любви, тихонечко за ним наблюдала. София нежно смотрела на мальчишку, к появлению на свет которого она совершенно не причастна. Она усыновила его четыре с половиной года назад. И ни разу не пожалела об этом своем решении. Строго выполняя завещание мужа, она познакомилась с той самой Ириной Васильевной Карпышевой, которой он завещал свои почки. Как выяснилось впоследствии, ей никто не разрешил делать никаких операций по пересадке, в период беременности. Почки Ивана оказались ей бесполезны, но София не отказалась от желания мужа спасти чью-то жизнь. Все органы своего Ивана, которые срочно требовались нескольким больным, она им подарила. А вот с Ириной, которая некогда пыталась спасти их дочь, они стали лучшими подругами. Спустя несколько месяцев их дружбы на свет появился маленький Ванька, названный в честь человека, который пытался спасти жизнь его маме. После родов Ира прожила еще полтора года. Гемодиализ, процедура во время которой происходило удаление из организма токсических продуктов обмена веществ, нормализация нарушений водного и электролитного балансов, поддерживал жизнеспособность ее единственной почки сколько это было возможным. И все бы ничего, она никогда не жаловалась, целиком и полностью счастливая утопала в своем втором материнстве. Ира совершенно не ожидала другого удара судьбы. Рак – то, против чего ей было не выстоять в отчаянной борьбе за жизнь. Ее единственную практически отказавшуюся выполнять все свои функции почку, было уже не спасти, как и саму Ирину, когда ей поставили страшный диагноз. Все случилось быстро, но не настолько, чтобы женщина не успела достойно попрощаться и все порешать. Так, тоже по «завещанию», которое было сравнимо только с Ивановым, Ира оставляла своего сынишку Софие. Свое тело – медицинским учреждениям, нуждающимся в новых поступлениях. Хотя, Ирина шутила, что кроме костей, вряд ли что-то из ее внутренностей кому-то принесет пользу – «То, что не съели болезни, уничтожено лекарствами». Ира болезненно, но спокойно покидала эту землю. Она знала – ее сын будет в надежных руках, а большего ей и не нужно. Так, окружающими ее смертями за довольно не долгий период, София измеряла жестокость и несправедливость всей жизни. Она вдоволь насмотрелась на то, как люди умирают еще в те времена, когда вместе с Иваном боролась за жизнь собственного ребенка. Но то, что она неоднократно видела смерть, совершенно не означало, что ей этот процесс стал понятным и привычным. К этому нельзя привыкнуть. А вопрос «за что», просто не выходил из головы. С начала это «за ЧТО?», звучало после гибели Ивана. Она не могла понять, почем Господь не смог сохранить жизнь обоим дорогим ей людям. Затем, этот же вопрос разрывал ее мозг после смерти Иры. Сколько раз она пыталась понять – почему столько бед свалилось на голову одной хрупкой, но такой доброй и жизнелюбивой девушки? Но ответа найти так и не смогла. Видно судьба у Иры такая, как и у ее Ивана. Других объяснений у нее не было. Так, не принимая прямого участия в рождении ребенка, в один миг София стала матерью, что было лишь в радость. Она все еще хранила верность своему единственному супругу и не собиралась больше замуж – никогда. А вот против детей ничего не имела, жаль от святого духа не рождаются. «Ванька, это, пожалуй, последний мужчина которого сможет по-настоящему любить мое сердце» – часто ловила себя на мысли София, когда ее душа наполнялась теплом глядя на несмышленого карапуза. Как сейчас, когда ее Ванюша был так сосредоточен на новой игрушке. Руки Бахтияры пробирала дрожь, как, собственно, и все тело. Она всегда чувствовала, что уход папы не был банален. С первой минуты своего прихода в сознание после последней операции, будучи ребенком, она чувствовала сильнейшую связь с отцом. Бахтияра любила папу так сильно, что отказывалась верить в его смерть очень долго. Она изредка фантазировала, что ее папа стал моряком и вот-вот возвратится к ней на белоснежном теплоходе, уверенно рассекая морскую гладь, спеша к своей принцессе. Но, это только в сказках бывают чудеса воскрешения, а в жизни… Первое время из ее глаз невольно текли слезы. Бесконечные потоки воды которые, казалось, никогда не исчерпаются. Она не понимала с чем это связано, но ей все время хотелось плакать, а еще сильнее увидеть отца, который ни с того ни с сего исчез. Мама все время твердила что у папы срочная командировка, ведь нужно оплачивать огромное количество счетов, а для этого нужно зарабатывать деньги. И Бахтияра первый месяц верила. Но все равно не прекращала плакать. Сначала это были слезы обиды. Затем – слезы страха. По выписке из больницы, когда мама сообщила что отца не стало – слезы боли и гнева. Она не верила в то, что папа, пообещав ей однажды никогда ее не покидать, впервые в жизни не сдержал слова. Бахтияра отказывалась верить, что ее папочка мог оставить свою маленькую принцессу вот так, без «прости» и «прощай». Но изо дня в день рядом была мама, которая делала все, чтобы развеять боль и тоску своей малышки и спустя какое-то время ей это удалось. Но не до конца. Бахтияра ежедневно и ежесекундно была окутана любовью сполна. Мама просто растворилась в ней, и она не могла не отплатить ей тем же. Мама любила ее за двоих, а она подарила всю свою любовь ей. Не было и дня, чтобы они не признались друг другу в своих чувствах. А еще, мама всегда проговаривала Бахтияре на ушко и слова любви за папу. Она ни на миг не позволяла дочери забыть того, кто подарил ей жизнь. Хотя, даже если бы случилось так, что мама не напоминала о нем, Бахтияра все равно никогда бы не смогла забыть того, кого ежедневно видела в собственных отражениях зеркал. После того, как Бахтияра вновь твердо встала на ноги и не нуждалась в ежедневном медицинском осмотре, они с мамой покинули столицу, променяв ее на небольшой город на крымском побережье. Да, какое-то время они еще наведывались в институт Амосова, но сначала пару раз в месяц. Потом обходились одним. А сейчас раз в полгода. Но ездили они на все эти осмотры уже не со своего прежнего города, а с другого, ставшего для них родным очень быстро. Мама решила переехать – чтобы избавить себя от излишнего груза воспоминаний. В их городе всё и все напоминали ей о трагедии. А в другом, она могла жить спокойно, не ловя на себе сочувствующие взгляды. По крайней мере, она так объяснила Бахтияре их стремительный переезд, хотя и каждое последнее воскресенье очередного прожитого без отца месяца, они отправлялись на встречу с ним. Возможно, маме этот переезд и помог уйти от прошлого, но не Бахтияре, которая везде продолжала видеть отца. Прогуливаясь в парке, играя в снежки, проходя мимо спортивных секций, и даже милицейский участок не был исключением – все ассоциировалось у Бахтияры с папой. С каждым прожитым без него годом ощущения притуплялись, но не на столько, чтобы в незнакомом милиционере не увидеть отца. Его сильных рук и понимающего взгляда ей не хватало до сих пор. Скорее всего, так будет всегда, ведь никто на свете не сможет с такой гордостью радоваться ее победам. Больше никому не под силу заставлять Бахтияру стремиться к идеалу лишь одним добрым взглядом или словом. Она всегда старалась быть лучшей для него. Она и сейчас старается но… Как бы она не старалась, ей больше никогда в жизни не увидеть блеска в любимых глазах и не утонуть в свинцовых объятиях. Не услышать сказку на ночь и не полакомиться самым вкусным в мире завтраком, приготовленным в то время как она еще видела сны. Ничего этого больше не будет. Больше нет. Сейчас, когда в руках у нее оказалось это послание, Бахтияра, как когда-то, ощущала на своих плечах отцовские руки – нежные, тяжелые, горячие. Она постепенно погружалась в какое-то нереальное состояние. Едва начав читать первые строки, ей стало казаться что она их слышит. А затем Бахтияра увидела ЕГО, точно такого, как помнила, и ей не нужно было больше читать, она слушала: «Милая моя, Бахтияра. Если ты сейчас читаешь это письмо, значит у меня все получилось. У НАС, все получилось. Я помню, как впервые обнял тебя, словно это было вчера. Помню, как пахло твое крохотное тельце, и как меня напугала твоя чрезмерная синюшность в те, первые секунды твоей жизни. Ты не спешила появляться на это свет, оставаясь дольше чем нужно в комфортном, теплом, безопасном месте – мамином животе, но специалисты не оставили тебе выбора. Спустя восемь длительных и болезненных часов для твоей мамы, ты появилась на этом свете, чтобы спустя десять лет поспешить покинуть этот неизведанный мир. Но, как и много лет назад, тебе не дали возможности с ним распрощаться. В этот раз Я взял на себя право решать за тебя и подарил новую жизнь. Так же, как десять лет назад это сделала твоя мать. Для тебя не секрет, что имя твое я выбрал еще в собственном далеком молдавском детстве. Почему-то я всегда знал, что у меня обязательно будет дочь. А еще я знал, мою крошку будут звать непременно так и никак иначе – Бахтияра. Бахтияра – разве не прекрасно?.. Твоей маме мой выбор очень понравился. Она не сопротивлялась и не предлагала другие более привычные варианты. Ей наоборот очень нравилось его экзотичность и необычность. А еще, твоя мать даже не ревновала меня к истории появления его в моей жизни. За что я всегда был ей благодарен. Это прекрасное имя носила моя первая учительница – Бахтияра Салимовна. Помню, будучи совсем мальчишкой, я обожал школу лишь за то, что в ней мог сколько угодно видеть эту прекрасную юную женщину. Ее огромные черные глаза, волшебный мелодичный голосок и самая добрая улыбка, сводили с ума почти всех моих одноклассников, хоть нам-то всего и было по семь-восемь лет. Мы обожали эту очаровательную «картинку», ежеминутно радовавшую детский глаз. Она была заботлива, добра, мила, и ей никогда не приходилось быть строгой или требовательной, так как все ребята в классе слушались ее беспрекословно. А девочки, скорее всего, девочки мечтали быть на нее похожими, и тоже, раскрыв рты впитывали все произнесенное прекрасными алыми губами, без права что-то упустить. Помню, спустя несколько месяцев учебы мама задал мне вопрос – «Милый, нравится ли тебе ходить в школу? Как к тебе относится учительница, хороша ли она?». На что я, совершенно открыто и воодушевленно заявил – «Мамочка, пока моей учительницей будет Бахтияра Салимовна, я готов ходить в школу даже на каникулах! Она такая хорошая, такая красивая…». Конечно мама, задавая своей вопрос, ожидала несколько другого ответа, это я потом понял, но мои детские горящие глазенки были красноречивее всяких слов. Уже тогда твоя бабушка поняла – ее сына не обошла стороной влюбленность в свою первую учительницу. Но она не корила меня за это, а просто обняла и крепко поцеловала. Как сейчас помню тепло ее губ на моей щеке – «Милый, это очень даже хорошо, что она такая замечательная. Чтобы ты вырос хорошим человеком первый учитель и должен вызывать в тебе самые нежные чувства». Бахтияра Салимовна была для меня настоящим ангелом воплоти. Одним своим присутствием в моем детстве юная учительница заставляла крылья расти за моей детской спиной. Гораздо позже тем самым ангелом для меня стала твоя мама. Только она подарила мне крылья более реальные и крепкие. Она и только она научила меня летать. «Бахтияра» – всплыло в моей голове, как только я увидел на белоснежном тесте две алые полоски, сообщавшие нам с мамой о твоем появлении в наших жизнях. Когда я впервые взял тебя на руки, понял, что не ошибся, ты была в миллион раз красивее, чем моя первая любовь, а главное, ты стала моей любовью на всю оставшуюся жизнь. Намного позже я узнал, что твое имя обозначает – «счастливый» и в основно