И задумалось мне влюбить девку. По самому, какое только бывает, настоящему влюбить.
Июнь 1982г. Казачьи Ла'гери.
Двое суток личный состав батальонов собирался: готовил оружие, форму и намеривал различную амуницию; а рано утром училище на целую неделю убыло на занятия в Казачьи Лагери. В стенах заведения остались ответственные офицеры и курсанты, кому определено на время полевых занятий тащить внутреннюю службу в подразделениях. Так оказалось, что этот день я влачил груз обязанностей дневального по роте, и только вечером сменялся. Поэтому и отстал от курса. Предстояло переночевать в опустевшей казарме и на следующее утро электричкой в составе сборной таких же обормотов отправиться вдогонку батальонам. ФэН тоже оказался среди отставших; он стоически переживал тяготы последних часов наряда, прячась за всевозможными углами от назойливого прапорщика – только в курсантской столовой.
За ужином увиделись. Поболтали о малостоящем на отвлеченные темы и увалились спать. Наутро плохо организованным сборищем спускаемся к вокзалу. Контроль ослаблен и ФэН предлагает заскочить к его знакомой в парикмахерскую, что в квартале от вокзала. Когда подошли, говорю: – Ты иди, я с вещмешками подожду у крыльца.
Федька надолго пропадает за стеклянной дверью. Подумалось – «может ну его к ляху, потопал-ка я, наверное, на электричку». Пока колебался, он выходит. Рожа у него счастливейшая, и зовёт внутрь. Заходим, волоча каждый свой вещмешок . Кроме самих парикмахерш, двух женщин лет под тридцать, ни души. Жрицы красоты смеются, осматривая вещмешки. Даже ФэН против них смотрится мальчишкой. Получается я вовсе ребенок в подобном соотношении. Заметно смущаясь, знакомимся.
– Ну, что припьём и выкрутимся? – обращается ко мне, хитро улыбнувшись, ФэН; подобным образом он определяет погулять на полную.
В ответ издаю нечто неопределенное, сомневаясь в правильности происходящего. Женщины всё время смеются и перешептываются, что еще более смущает. Мои уши горят. Федька, видя, что едва склеенная компания готова вот-вот развалиться, изрекает: – Не вижу радости на ваших лицах! не переживайте так, – обращается к дамам и указывая на меня глазами, – он опытный, не подведёт. Я краснею с головы до пят; дамы с новой силой заходятся смехом. А Федьку уже понесло, и он излагает присутствующим план действий. Оказывается: «девочки» спокойненько работают себе до пяти вечера, а мы за это время забираем «Ниву», Федькиным папашей запертую в гараже, накупаем закуси, вина и к ним. На этот раз «Нива» в станице и нам предстоит её угнать у родителя. Гараж в почти ста километрах от города и в противоположную сторону Казачьим Лагерям. Но воспротивиться Федьке не удается, он гениальным образом гасит все мои сомнения, обещая наслаждения с арабским шиком. В самый разгар дня машина классическим образом выкрадена у доверчивого папаши, вино и продукты куплены. Арабский шик в понимании любителя крепленых вин уместился в четыре бутылки портвейна «Кавказ».
Шесть вечера. Женщины расположились на заднем сидении, перешептываются; я на переднем пассажирском держу на коленях исходящий на нет прокуренным голосом Пугачихи магнитофон. Радостный Федька выкрикивает: – Поехали-и-и!
Машина, недолго покрутившись по улочкам города, выскакивает на трассу и несется к его знакомым на базу отдыха у реки Маныч.
Небо будто прозрачная кисея – ни облачка. По обеим сторонам, за пирамидальными тополями вдоль дороги, стоит стеной кукуруза, а далее горизонт выжелтили нескончаемые поля подсолнечника. Три часа спустя поля сменяются рыжей степью с беспокойными переливами ковыля. Вдалеке слева по оржавленному простору замечается несколько дерев маслины и вытянутые темно-зеленые пятна – это у воды буйствуют заросли рогоза. То, что здесь называют маслинами не совсем правильно. На самом деле это лох серебристый. Местные казачонки в сезон вызревания на нём ягоды любят лакомиться с этих кустов. Плоды лоха схожи с известными маслинами, но они отчаянно мелки и вкуса совсем другого. В спелости они покрыты белым налетом и имеют рыхлую сладкую мякоть, за что и почитаемы так детворой.