Сапоги он носит на пехотный манер: каблуки почти стёрты, голенища смяты в мелкую гармошку и носки задраны кверху. Я же ношу сапоги с некоторым франтовством, чуть не по-цыгански: у меня каблуки с подковами, завышены и обточены в форму рюмки; на подошву наклеен слой резины и также в носках подбиты подковки; голенища я сминаю в редкую гармошку, потому как отглаженные ровно не терплю по природной ненависти к фашистским карателям, у которых это было в моде.
К отбою его усилиями и отчаянной моею беготнею с звонкими криками порядок в части мы навели приемлемый. Ответственные офицеры, не скрывая обиды, перестали бесцельно слоняться по расположению и приступили к прямым обязанностям в казармах – беспрестанно пересчитывают вверенный им личный состав, дабы никто из новобранцев случайно не пропал.
Солдат принес два стакана безвкусного чаю, и у нас выпало время для знакомства. Разговор выдался мелочный, в основе о жизненной бижутерии. Службу, что является непременной темою среди военных, не затрагивали, пока я не задал вопроса. Майор внимательно посмотрел мне в глаза, как бы оценивая возможности собеседника, и после некоторой паузы прохрипел, протягивая банкноту в 25 рублей: – Душечка, сгоняй-ка в город за водкой и закусью, потом и поговорим. – Хм, «душечка»! только болтни такое в нашей части – приклеится прозвищем до самого дембеля. Я уже всякое насмотрелся, но думаю – вот бляха муха, попал. А если вояка бухарик и нарежется в слюну, что тогда делать изволите? он завалится спать, а мне придётся тащить службу в одного и всякими уловками отмазываться от вопросов начальства: – Где дежурный по части? Но и уронить гусарского начала я не мог. Потому, не мешкая покинул дежурку. Минут тридцать ушло на закупку необходимого к столу. Памятуя о пословице «пошли дурака за одной, он одну и принесёт» взял две по ноль пять «Кремлёвской». По возвращении отдал причитающуюся сумму майору, приученный делить затраты попоек пополам.
Майор пил очень умело и не пьянел, хотя наливал в стакан по самый край. Не привыкший к подобному я, как говориться, цедил по четверть стакана. Пили быстро и вели разговор под консервированную сайру, репчатый лук и сало с хлебом. Когда опорожнили первую и половину второй, меня уже ощутимо болтало, а у артиллериста из заметного только слегка потемнело лицо. Мне требовалась пауза и я начал выспрашивать собеседника о карьере в службе. После некоторых прений ответ прозвучал в форме монолога.
– Душечка, забудь ты это слово карьера. Служи себе, как понимаешь совестливость, а остальное никчемная суета. Сверху распланировано всё твоё усердие ещё задолго до появления тебя в войсках. Будешь пуп рвать, так этим только дорогу блатным расчистишь в карьеру, хитрить и лениться станешь – отгородятся от тебя, как от чумы. А в одиночестве служба ох, как тяжка нашему брату. Ты просто живи себе и принимай судьбу, каковой она подается. Наше дело солдатское – при нужде хорошо умереть. А на болтовню о долге, Родине и подвигах плюнь, потому как пустое это и обман. Рассмотри долг. Каждый ли готов за ради долга в окоп забраться? Нет. На одного в окопе два десятка начальников да советчиков. Многий не только под пулю не заберется, а и думать об этом не станет. У него по-другому жизнь спланирована. Возьми значение Родины. Что это слово в понимании каждого? Разное значение у него. Одному оно кресло поудобнее, звание, чин; и чихать такому на всех и вся. А иному Родина это слёзы солдатских матерей, могила погибшего товарища, бессонные ночи в нарядах и грязь полигонов. Смекаешь? Так что молча делай свое дело, как умеешь и не рыпайся.
– Вот те раз! – мелькнуло в захмелевшей голове. Чего-чего, а такого услышать и не представлялось. Что на серьезе случись, так мне предлагалось хорошо умереть. На черта же я военную науку осиливал, тактику штудировал? Нет, где-то не прав майор. Умереть и дурак может, это проще-простого. Драться не каждый способен за Родину. И драться на живот. Точка, не прав майор! Интересно, а способен ли я за Родину в драку? – начал было я растравливать себя, но нарастающее опьянение вернуло разговор на прежние рельсы.
– Разве я для карьеры не гожусь? Вы полагаете, что нет у меня данных, вызреть достойным офицером?
– Вся беда твоя в том, душечка, что данные-то у тебя как раз налицо, а движителя этому не имеется. Крепко запомни, карьера не соленым потом делается, а родством или знакомством. "Мохнатая лапа" – вот та сила, что по лесенке вверх подталкивает. Нет этой малости – амба. Не видать карьеры, как собственных ушей. Найти порядочного кто в карьере такая трудность, что представить сложно. А вот который случайный при карьере, но в амбициях и с придурью пруд пруди. Обладателям же данных, как ты выразился, роль топлива в армейском механизме уготована. Сожгли и забыли. Только зазря годами гнуть хрип будешь.