Мне, насквозь пропитанному гнусным обманом, подносимым непременно под соусом высокой любви к Родине, выбора не оставалось. Потому я и побрел за толпою. Нужно отметить, что на первых порах особых неудобств я как-то не ощущал. Ведь, когда сытым покорно бредешь погоняемым стадом себе подобных, только что пыли наглотаешься. Это много позже, вытиснувшись поближе к краю, начинаешь кроме промокших потом спин и вихляющих задов вдруг видеть погонщиков. Со временем в глаза бросится, что в стороне пыли и вовсе нету, воздух свежее, да и воли которые в погонщиках поболя имеют, если с собою сравнить. Тому захотелось туда – поскакал, взбрело сюда – вернулся. А ты только что надумаешь колыхнуться, а то и приотстать –тебя тут же кнутом пожалуют и обратно в стадо загонят. Иной и в шрамах от вольнолюбия волочится рядом с тобою низко опустив голову.
Но так уж свыше устроено, что всему свой срок. Настало время рассыпаться стаду. И вот дело-то какое. Стада не стало, вроде и погонщика тебе нет, дыши и радуйся. Так нет же. Ты как пёр по служебной дорожке, так покорно и прешь. Словно робот какой. Вот и я пёр, до самой Сызрани пёр, пока майорский урок жизни не усвоил. Ежели с чем сопоставить, так, когда в шторм смыло в океан похожее состояние. Его еще прозрением именуют. А выхода из этого определения два, как в случае с океаном. Или утоп, или волею чудес на берег едва живым выбрался. Но только который счастливее из этих случаев не разберешь. Которому и утопнуть много легче станет, чем выжить.
Наступил и мой черед. Пришел я в себя, расположил действительность по полочкам и вышла картина. Скажу, неприглядная картина. Чтобы не огорчать читателя и не насильничать скучным изложением мучительных исканий и понимания устройства общества, отмечу, что от роковой черты волею небес был я значительно отдален. Что касается указанной дороги, то в силу скоротечности жизни ту, что служебная сменил на первую, о чем и несколько сожалею, не сделав этого по отсутствии ума ранее. Конечно, и здесь Судия найдется. Высоконравственная особа, которая государственным аппаратом кормится, поморщится на отступника, будто на плевок. Но я скажу, что и кривая дорожка не менее любопытна любому сердцу в смысле переживаний. Найдется ли в свете прошедший мимо, ни разу не вкусивший запретного плода бесясь и повесничая в юные годы? Вряд ли.
Вот и меня занесло однажды в легком подпитии и с дружком на самое дно общества. Не квартира, а дикий ужас, где стол гостям в обычности представлен почти порожней бутылкой водки, выцветшим блюдцем полным окурков и непременно с отбитым краем, двумя мутными от жирных рук гранеными стаканами, головой селедки и мелкими её косточками в тарелке безо всякого рисунка и заварным чайником в красные горошины. Из приличия в комнаты мы не заходили, но в той, которая темная и виделась в полуоткрытую дверь, окно было наглухо занавешено. Шторы, те что из тюля, имели неопределенный серый цвет, а другие, что бордовые с кремовой полосою, содержали так много пыли, что это сразу бросалось в глаза. Будоражившие наше обоняние запахи описать я не берусь. Впрочем, когда регулярно "по пьяной лавочке" попадаешь в "красные уголки" ко всему безжалостно привыкаешь.
Дым от курева стоял коромыслом, хоть топор вешай. Из кухни распространялся тяжелый дух и гулкий ропот гостеприимной компании: там сидело два подвыпивших оболдуя и такие же три болтающих кокотки. Все нам ровесного возраста. Познакомились и тут же караван на магазин за горячительным и закусью снарядили. Ну, и, стало быть, как и положено пустились в тяжкие. Когда довольно опьянели и веселье распахнуло расписные меха, дурманом пришло мне проникнуться девками. Со мною всегда такое. Другие начинают баб тискать, уламывать на грех первородный. А мне сначала нужно душу утолить, во всякой мрази поэзию обнаружить. И пока нутро не насытится этой заразой, не даст она никакого покоя, разве что пьяным в стельку не ослабею, завалившись спать.
В первых двух кроме обычного, что вышито в образе любой среднестатистической биксы найдено не было ничего волнующего. А третья вот внимание привлекла. От живого в ней что-то тлело. Наметилась цель душе моей неугомонной и понесло ее на каурых. Да в галоп понесло. Хоть пьян был изрядно, но рассмотрел девку подробно, всё как есть разглядел. Портрет, как сейчас ейный передо мною стоит. Признаюсь, девка хоть и пропащая, а живописная. Высокой женской породы. Не смутило даже отсутствие переднего зуба и в том месте выпуклость на верхней губе. Не отпугнула и грязь под облезшим лаком в ногтях и остатки синяка под глазом.