Прихожу потихонечку в себя. Сердобольная хозяйка дома одна. Время пять утра; за окном сереет. – Мне бы помыться, – говорю. – «У меня только корыто». – А баня есть? – видя, что дом частный. – «Нет». – «Где твое корыто?» – «В коридоре». Кое-как поднялся: на ногу ступить невозможно; в затылке гвозди забивают, ещё глаз этот. С трудом дохромал в коридор. Надя зажгла плиту и поставила греть воду в ведре. Я снял со стены оцинкованное корыто и поставил тут же на пол. – Ножницы есть? – спрашиваю, – неси. Уходит в комнату. Вернулась и подает ножницы; под голубым просвечивает откровенность. Разрезаю вдоль голенища сапог и вынимаю ногу – опухшая. Порвал связки. Не перелом и то хорошо. Совместными усилиями наполняем корыто. От болей в голове и стопе не до стеснения. Скидываю всю одежду и нагишом сажусь в воду. Женщина всё время рядом. Моюсь аккуратно, чтобы не сильно наплескать воды. От водных процедур стало легче. Вылез из корыта. Надя подает полотенце. Мой взгляд ложится на соски и темный треугольник под голубым туманом спасительницы, и выходит конфуз: естество предательски восстаёт. Надя не далее метра и смотрит на происходящее, но погодя смущается и с улыбкой оставляет меня одного. Так и появилась у меня очередная штатная полюбовница. В это утро конечно ничего не было. Напоила она меня чаем и отправила восвояси. Но в осторожной беседе дала понять, что не против моих посещений.
И свезло мне аж до самого лета сыром кататься в масле. То к Наде прикрадусь на ночлег, а от неё тащу пакеты со сладостями в казарму, то Любаху раздеваю на чердаке или «давлю» на топчане во времянке, до икоты нажравшись домашней снеди.
Настало утро. Распрощался я с Надей и поковылял я в казарму. Иду, один сапог без голенища, пришлось отрезать, перегар на квартал. Каждый шаг пот холодный прошибает. Хромаю и мыслю: – Сейчас на губу отправят, а там строевая подготовка с пяти утра. Как с такою ногою выживать? Был бы не в парадной коробке, попробовал бы затеряться. А тут как назло в парад приписан.
КПП прошел без эксцессов – дежурного не было, а своя братия закрыла глаза на самовольщика. На лестнице сталкиваюсь нос к носу с командиром роты: – «Что с ногой?» – «Подвернул». – «А синяк откуда?» – «Упал же говорю, с лестницы упал, вот и синяк». – «Та-ак, иди-ка, курсант, в канцелярию». – «Ну, вот и расплата за грехи. Сейчас начнет: – Где ночью были? и пр.пр.» А командир, зайдя в канцелярию вслед за мною, совсем выдаёт неожиданное: – В коробке тебя заменим, принимай дежурство по роте. Будешь наряды нести бессменно, пока рота парад не отходит. Понял?
– Так точно! – говорю, – Разрешите приступить?
– Идите.
– Есть.
Нога моя через месяц лучше новенькой работала. Сапоги раздобыл через каптенармуса; деляга под шумок воровал на складах и приторговывал краденым. Ту службу справил добросовестно, в тайне совестясь перед сослуживцами за отстранение от участия в параде, причиной чему моя аварийная прогулка.
Жестокий июнь 87-го, или finita la comedia.
Между тем Наташа всё более привыкала ко мне, а я, в противность, изрядно устал продолжать эту комедию. И в службе похоже скорых перемен не миновать; недавно столкнулся с цыганкой, вслед услышал – «вижу служивый дорогу тебе…», далее грохот трамвая заглушил, но…
Мне казалось, что в отношениях с Наташей я уже достаточно постарался, чтобы удар был как можно болезненнее. Более того, к ускорению развязки меня подтолкнул первый наш поцелуй, принесший скорее печальное разочарование, чем радость.
Тогда город украсился школьными балами. В вечер 25-го июня мы с Наташею поехали на набережную, поглазеть на выпускников и, особенно она на девичьи наряды. Марина была чем-то занята и тот раз с нами не поехала, а скорее по надуманной причине. Я всё чаше примечал, что она дичится нас, стараясь не создавать собою помехи.
Под впечатлением вечера и ровной нашей беседы Наташа становилась все более податливой, а я увереннее в действиях. Скрыть этого и тем более избавиться было нельзя. Укромный уголок подобрался быстро. Там, в уединении, я впервые дорвался до манящих Наташиных губ. Я более всего люблю такие губы: теплые и влажные. Вечер оказался довольно холодным, но нам в те часы было жарко друг от друга. Ничего большего поцелуев я и не умышлял, потому вел себя сдержанно, а сердце оставалось ровным даже, когда обнаружилось, что девушка целуется не первый раз. К немалому удивлению и Наташа в поцелуях тоже не выказывала особого трепета, разве выглядела несколько отрешенною и расслабленнее обычного…