Медленно бреду вдоль деревянного ограждения, чуть притрагиваясь пальцами к щербатым, рассохшимся перилам. Сквозь кончики пальцев льется память дерева, - как длинными зимами суровый сибирский мороз сжимает коркой льда, и трещат измученные сочленения от непомерного давления. Как по осени разбушевавшийся ветер швыряет тонны воды на берег, выбивает мягкую древесную породу из жил, сминает хрупкие подпорки; и их отчаянный треск теряется в реве шторма. О том, как дерево нежится в утренних лучах, отогревается от промозглой ночи, и покорно ждет летних иссушающих солнечных атак.
Цивилизованная набережная заканчивается, и Байкал скрывается за полуразрушенными строениями, привыкшее уже к свежести обоняние сшибает резкий запах разлитого машинного масла, становится непривычно тяжело идти по дикой дороге, выкатанной колесами автомобилей.
Но интуиция гонит вперед, сквозь заброшенную промышленную базу, заставляет прыгать через мотки ржавой проволоки, обходить хаотично разбросанные, вросшие в землю бетонные плиты.
Поднявшись на поросший стелящимися сорняками взгорок, замираю: интуиция не подвела: теперь есть только я и он, ни одной живой души вокруг. Он ждал меня тут - на берегу, возле самой воды, услужливо приткнулся ствол вырванного с корнями дерева, выглаженный водой и песком. Слева и справа я надежно укрыта от посторонних глаз обрывистым берегом.
Я допущена к сокровенному - тут, в безлюдных местах, еще продолжается работа воды: в трепетной тишине волны приглаживают расшалившихся пляжных голышей, расчесывают мелкий песок, прихорашивают каменистый пляж в преддверии нового дня.
Спускаюсь к воде, сбрасываю неуместный рюкзак. Взгляд шарит по полностью уже освободившемуся от тумана горизонту; на ощупь снимаю ботинки, закатываю штанины. Подхожу к воде, склоняюсь над самой-самой ее кромкой, робко притрагиваюсь к воде.
Он отвечает прохладным прикосновением. Даже на мелководье чувствуется мощь всей толщи воды, в каждой капле с избытком разлито осознание Байкалом своей воли и мудрости.
Если закрыть глаза, то в ласковых поглаживаниях еле заметных волн чудится его понимающая улыбка, чуть уставшие веселые морщинки возле глаз.
Спрашиваю позволения, и, чуть робея, вхожу в воду по щиколотку, сажусь на бревно. Байкал не ластится, не облизывает ноги, как море турецкого побережья, и не бежит мимо, как говорливые эгоцентричные горные речки. Байкал изучает меня - какие пути были хожены, какие беды вынесены? «Да, моя девочка. Да, так и было», - шепчет. Вода холодит, и легкое покалывание в суставах напоминает о жестком нраве моего избранника. Он не жалеет, не утешает, он готов лишь принять и выслушать, а большего и не обещал никогда.
Подбираю ноги на бревно, замираю русалочкой над водой. Гладь чуть потревожена - волны начинают более взволнованно катиться на берег в вечном стремлении обогнать друг друга. Опускаю руку, перебираю камешки на дне, ерошу песок.
Настойчивый звонок будильника выводит из дремы, вдыхаю, возвращаюсь к реальности. Виновато оглядываюсь - пора. Мне уже пора.
Возвращаюсь тем же путем, вдоль берега. На этот раз Байкал ведет меня к выходу под руку легким ласковым бризом. Молчим. Чем ближе к стоянке, тем шумнее вокруг - суетятся туристы, стремятся занять беседки поудобнее. Поглядываю на своего спутника поверх голов отдыхающих - он не видит эту гомонящую толпу, его грудь так же мерно вздымается, взгляд устремлен в вечность.
Он оставляет меня в десятке метров до автостоянки. Я иду, не оборачиваясь, ощущая спиной его прищуренный взгляд. Возле кассы выясняется, что до отправления есть еще минут десять. Оглушающий птичий крик привлекает внимание, зовет на берег. Спускаюсь к воде в последний раз, - самое время для признаний. Опускаюсь на песок, под прогретым верхним слоем его угадывается бескомпромиссный сибирский холод.
- Я уезжаю скоро, сейчас на самолет, и через неделю - всё...
- Да, моя девочка. Я знаю.
- Это надолго. Может быть, навсегда.
- Да, моя девочка. Так и будет.
Мечусь взглядом в попытке впитать, запомнить всё, сохранить каждую родную черточку. Пора.
Уходя, поднимаясь по скрипучим деревянным ступеням, бросаю последний взгляд:
- Можно, я приду еще раз? Когда-нибудь?
Байкал отворачивается, но я успеваю заметить веселые морщинки возле уставших глаз.