Парень-кучер мимоходом взглянул на далекого гостя, все понял, прошел дальше.
Старик из улуса вышел гостям навстречу:
— Ну, дорогие гости, повидались ли вы с тем нашим гостем?
— Повидаться-то повидались, но ни одного слова от него не добились… Кто он и откуда? Князь или граф?
В это время подошел кучер.
— А я повидался, поздоровался и малость поговорил с ним.
— Что же сказал знатный гость кучеру? — усмехнулись важные ламы.
— Он говорил, что осенью спустился сверху, а весной вернется назад, — ответил кучер.
— Правильно, правильно, — сказал старик.
Тут ламы узнали, что безмолвный гость был одетый «человек»… из снега. В толпе раздался смех. Таким образом, высокочтимые, умные и мудрые ламы потерпели новое поражение от кучера и собрались домой.
Но тут улусный старик задал им последний вопрос:
— Ламы-батюшки, не скажете ли нам, темным людям, как велико расстояние между далеким и близким?
Но святые отцы, притворившись, что им больше не о чем толковать, очень важно отмолчались. Тогда кучер ответил:
— Расстояние между далеким и близким может равняться ширине ладони.
— Совершенно правильно, совершенно правильно! — сказал старик. — Но кто объяснит смысл этих хороших слов?
Ламы опять важно отмолчались. А кучер объяснил:
— Далекое может быть близким, а близкое далеким. Попробуй укусить свой локоть? Оказывается, до него далеко. А ведь расстояние между ртом и твоим локтем может не превышать ширины ладони…
Улусники громко похвалили кучера. Ламы, бледнея от злости, уехали.
— Мы приглашали к себе известных своим умом и мудростью дацанских лам, — сказал после того старик, — мы испытали их ум и мудрость.
Тогда из публики выступил один пастух:
— Мои некоторые толстые на вид овцы оказались без настрига шерсти, а приехавшие к нам толстые гости — без ответа.
Все засмеялись.
Второй улусник поддержал первого.
— У неба с грозой и тучами не оказалось дождя, а у важных и строгих лам — ума не оказалось.
Третий улусник добавил:
— Что правда, то правда. Бывает, что жирный конь за хорошего, а жирный нойон[13] и лама за мудрых слывут. И, оказывается, зря!
Тут раздался такой смех в народе, что затряслись вблизи стоящие юрты.
ЗИМА И ЛЕТО
Говорят, жирный конь считается хорошим, а богатый человек — мудрым… Не помню, кто придумал эту пословицу. И отец мой не помнит. И отец моего отца не помнит. И дед моего деда, сказывают, не помнил. Одно ясно — пословицу эту придумали богачи ноёны. Дескать, смотрите, мы потому и богаты, что родимся умными, а бедняки пастухи глупы от рождения, потому работают на нас, мудрых ноёнов. Хитро сказано, да не очень! Вот вам небольшая сказка. — Так начал старый бабай, когда однажды вечером улусная молодежь собралась в его юрте.
…Жил когда-то хан со своими прислужниками ноёнами. Были эти ноёны один толще другого, другой жирнее третьего, третий хвастливее четвертого. Знали ноёны одно — собирали налоги с населения, а потом лежали на мягких шкурах, пили архи и объедались до бесчувствия.
В это же время в далекой степи жил один бедный пастух со своей дочкой, которая в народе прославилась умом и находчивостью. Говорили, что она могла разгадывать самые хитрые загадки, а главное, так смело и остроумно разговаривать с ноёнами — сборщиками ханских налогов, что они каждый раз, обескураженные, уезжали от нее ни с чем.
Прослышал о дочке пастуха сам хан и рассердился.
— Неужели эта девчонка из рода козопасов умней моих ноёнов?
И решил хан проверить ее мудрость и остроумие. И приказал поехать к той девочке самому жирному и, как считалось, самому мудрому ноёну Бадме. Тот сел на своего, такого же, как хозяин, жирного, чересчур откормленного, коня и похвастал:
— Всесильнейший хан! Жирный конь считается хорошим, а богатый человек — мудрым. Надейся на меня!
Долго ехал по степи важный ноён, а когда подъехал к юрте бедного пастуха, не увидел ничего, за что можно было бы привязать коня. Даже столбика не было около юрты — так бедно жил пастух. Потоптался ноён на одном месте, крикнул:
— Эй, кто там в юрте! За что привязать коня богатому ноёну?
Распахнулась дверца юрты, и оттуда выглянула черноволосая девочка с бойкими, блестящими глазами. Послышался звучный голосок:
— Если хочешь привязать коня, то привяжи его за лето или за зиму…
— Как сказала? — остолбенел ханский прислужник.
— Я сказала — привяжи коня за лето или за зиму.
Ноён Бадма рассвирепел:
— Глупая девчонка! Неужели ты думаешь, что ханский ноён глупей тебя… Или ты не знаешь, что жирный конь считается…
Однако Бадма так и не договорил свою излюбленную пословицу. Юркая девочка захлопнула дверцу юрты и скрылась.
«Глупа, как овца, глупа», — подумал толстяк ноён, и погнал скорей коня назад, чтобы обрадовать хана известием, что в простом народе не бывает умных людей. А дни в степи стояли жаркие. Палило солнце. Чересчур жирный, малообъезженный конь Бадмы вскоре выбился из сил и остановился, отказавшись везти дальше своего жирного хозяина. Словом, не каждый жирный конь хорош… Ноён явился во дворец пешком, запыленный, в порванных унтах, по-прежнему самодовольный и спесивый.
— Ну, что интересного видел? — спросил его хан.
— Ничего интересного, — отдышавшись, хихикнул Бадма, — ничего интересного. Глупа она, всемогущий хан, глупа, как овца.
И ноён рассказал хану о разговоре с дочкой пастуха. Хан задумался и спросил:
— А что еще ты видел у них возле юрты?
— Ничего, кроме худой телеги и саней.
— Сам ты дурак, Бадма, — нахмурился хан, — лето и зима это и есть телега и сани… — И подумал тут хан, что недолго ему со своими глупыми ноёнами властвовать над народом.
Вот какой, ребята, был случай в старину.
МУДРАЯ ДОЧЬ
А еще сказывают, давным-давно, в старину, жил хан со своим сыном. И был ханский сын все равно что кусок сырого мяса — настолько он был глуп. «Я старею. Сын мой не сможет управлять ханством. Как бы найти ему умного да честного советника, чтоб всегда помогал», — подумал как-то хан.
Собрал хан всех, кто умел рисовать в его ханстве, и велит им нарисовать все, что есть на земле, кроме самой земли да неба. Взялись рисовать рисовальщики кто во что горазд. Какие только есть деревья и травы, звери и птицы, дома и юрты — все изобразили, и принесли они свои диковинные картины хану. А хан все картины велел выставить перед прохожими на перепутье трех дорог. К картинам приставили стражу, чтоб доносили хану, кто и как из прохожих и проезжих отзовется о картинах.