Рэт-байки — черные вонючие уроды, смахивающие на взорванный мусорный бак, поставленный на колеса нуждающимся в принудительном лечении параноиком.
Кей привстал, чтобы разглядеть ХаДэ в толпе. Друг задумчиво застыл в группе Харлеев, принадлежащих Бешеным. ХаДэ предпочитал компанию своих: Дайна Глайд и Электра Глайд, Софтейл, Бэд Бой и Фэт Бой, Роуд Кинг и Спортстер. Семейство «Харлей-Дэвидсон».
Почему все так? Уже никто не помнит. Забыли. Байкеру позарез необходимо объявиться на открытии сезона: показать, что он на аппарате и за зиму не слез.
Кей поймал на себе понимающий взгляд Капеллана. Кивнув и улыбнувшись, Капеллан произнес, поглаживая окладистую бороду:
— Сегодня здесь все равны. Как в саванне, во время «водяного перемирия». Тигры и антилопы бок о бок лакают остатки воды. Тишина и покой. Это я образно.
Кей не возражал. Капеллану виднее, он по образ м и образам специалист, что подтверждает его подлинный диплом об окончании духовной академии. Действительно, драк пока нет, но вот насчет недостатка жидкости и воцарения тишины он не прав.
Подходившие к столу знакомые выражали сочувствие и в память о покойном охотно выпивали водки. В толпе Кей уловил пару раз произнесенное «золотой мотик» и еще «белая тачка».
Он спросил Капеллана, что тот думает про «золотой байк».
— А я и не думаю, — бывший поп взглянул Кею прямо в глаза. — Я уверен. Это — кара Господня за прегрешения наши.
Больше на эту тему не говорили. Байкеры сидели вокруг столиков, у них на коленях пристроились тихие подружки. Молчали, курили и ждали. Что-то должно произойти… Когда же, когда? Ничего не происходило, и оставалось одно — напиться.
Рекой лилось пиво, бесперебойно доставляемое отрядами гонцов. За недорогим пивом из маленьких магазинчиков в основном отправлялись те, кто «слева». «Правые» предпочитали приобретать пиво, что подороже, но тут же. И поглощать его вместе с сосисками, посматривая на свои байки.
Что до тишины… Рев суперсильных двигателей едва перебивал восторженные крики скамейкеров, поджидавших приятелей, с которыми не общались с прошлого сезона. Периодические взрывы радостного мата свидетельствовали о том, что прибыла очередная партия пива или кто-то сумел раздобыть денег для продолжения веселья.
Кея вывел из задумчивости Злой, нервно бросивший:
— Видели Ступора? Мы с ним еще в прошлом году собирались спиц добавить на заднее колесо.
На столе перед Злым лежал его шлем, обтянутый кожей и покрытый швами, прошитыми крупной ниткой, из-за чего шлемак походил на голову чудовища Франкенштейна. Злой полез в карман за своим вечным спутником — эбонитовой палочкой. Нервно погладил пальцами гладкую черную поверхность и почему-то зашелся кашлем. Переложив эбонитовый стерженек в левую руку, правой свирепо почесал грудь, обнажив татуировку: полдюжины человеческих ушей болтаются на веревочке.
Злой пользовался не понятным никому в Стае расположением Трибунала, но этим расположением не злоупотреблял. Частенько он сам искал драку без повода. А в драке бывал необычайно жесток. Периоды мирного настроения сменялись взрывами ярости, когда Злой крушил все вокруг, впрочем, не трогая Стаю. С инстинктами у него все в порядке. Вспыльчивый и раздражительный, Злой ничему не радовался в жизни, кроме собранного на заказ Харлея настолько дикой геометрии, что Кей, пытаясь найти подходящее сравнение, решил, что больше всего байк Злого походит на вагон скоростного поезда, сумевший проскочить чересчур узкий тоннель.
Все молчали. Танк покачал носком сапога из кожи гремучей змеи, затем неохотно произнес:
— Придется тебе, Злой, кинуть эту затею. Кончился Ступор.
— Как это? Он же здоров был, как штанга!
Танк отвернулся к фланирующей по асфальту публике.
В этот час непросто кого-то отыскать. Народу на Смотровой прибавилось. Отпивая пиво из бутылки, Кей с любопытством посматривал сверху на множество суетящихся фигурок. Кею понравилось наблюдать за людьми еще в те далекие времена, когда он сочинял статьи Для информационного агентства. Теперь все изменилось. Вряд ли люди стали интереснее. Скорее, Кей почувствовал себя свободным.
Настроение на Смотровой — от нервно-радостного до глубоко апатичного. Одна группа фонтанирует весельем, другая замерла то ли в пьяном оцепенении, то ли просто от скуки.
Здесь были все:
скамейкеры — кожаные, проклепанные, с излишне яркими нашивками, никогда не имевшие байка и едва представляющие, как он работает и что вообще его заставляет двигаться;
дамочки в лопающихся на бедрах кожаных штанишках, низких казаках и кожаных же картузиках, лихо сдвинутых на затылок, дамочки с похотливым взглядом, плотоядно поглядывающие на полных сексуальной энергии байкеров;
нетрезвые субъекты, отбившиеся от компании сослуживцев, заехавшей развлечься после нудной работы, икающие и блюющие, вытирающие слезящиеся глаза и громко вслух вспоминающие, что «была у меня когда-то «Ява»;
бандиты с печатью скорой смерти на бледных лицах, напоследок стремящиеся узнать и запомнить как можно больше перед экзаменом у Всевышнего и потому громко интересующиеся, «что, если сравнить мою тачку с твоей тарахтелкой»;
пестрые стайки приличных мальчиков из попсового клуба, поддавшиеся на уговоры самого пьяного в компании, утверждавшего, что «мотики — это что-то!»; они теперь держатся настороженной кучкой и разыскивают своего приятеля, который увидел байки, протрезвел и поторопился смыться;
псих-одиночка, потому что где толпа — там и психи, но этот — самый тихий, он держится в стороне и только грустно тарашит глаза, иногда высоко подпрыгивая и голосом имитируя звук заводимого лвигяте — все остальные: камуфлированные менты с автоматами, пижоны с дорогими телками, одногорбые роллеры, девчонки-малолетки на лошадях, заносчивые велосипедисты в шлемах-блинах, первокурсники химического факультета университета с презрением ко всем и вся в прищуренных глазах, торговцы законным и незаконным товаром, саксофонист и барабанщик в обнимку с литровой бутылкой водки, попрошайки с лицами неудавшихся актеров…