* * *
Через три дня после Масиного дня рождения ко мне в окно постучалась птица. Важная такая, с человеческим лицом.
— Я, — говорит, — птица Алконос.
Вроде не ослышался.
— Может, Алконост? — уточняю.
С другой стороны, нос и правда какой-то сизоватый...
Она глазищи выкатила:
— Говорят тебе, Алконос! Вестник самого набольшего Митрохи. Тебя на собрание приглашают. И попробуй только не приди.
— Отчего же не прийти, — говорю. — Приду.
Потому как любопытно.
Эх, не знал я, на что подписываюсь...
Набольший Митроха со всем честным собранием обитал в подвале продуктового магазина через дорогу. Меня там у входа в подсобку домовёнок встретил — в шапке-ушанке, в тулупе, хотя за окном яблони в цвету. Мордочка чумазая, не поймёшь, то ли человечек, то ли зверёныш какой.
И ведь главное что. Сколько народу меня видело — и продавцы, и охранник, и грузчик. Хоть бы один слово сказал!
Спустились мы в подвал. Жара, пар, света кот наплакал, где-то слышно: кап-кап... А они по трубам сидят, каждый в тряпьё укутан, как кочан капусты, — кто повыше, кто пониже. Один, толще всех, на самом верху раскорячился — пахан паханом. Точно как в "Джентльменах удачи". И голос похож. А лица не разглядеть, только из тряпичного вороха глазки-пуговки поблёскивают.
Поздоровался я честь по чести. И сразу: благодарствую, мол, за приглашение, но не понимаю, чем обязан.
— Мы, — прокряхтел Митроха, — хотим тебе спасибо сказать. За то, что сирым и слабым приют дал, накормил, обогрел, любовью да лаской оделил. По такому случаю есть у нас к тебе предложение. Смотрящим пойдёшь?
Вот так поворот!
В местах отдалённых я, по счастью, не бывал, с урками всякими не знался, но телевизор смотрю. Прощайте, родные, прощайте друзья! Засосала меня опасная трясина, угодил я в бандитское логово персонажей низшей мифологии...
Прикинулся валенком.
— Вперёдсмотрящим? — спрашиваю.
Набольший Митроха заухал, как филин — весело ему, остальные подхватили. А, как отсмеялись, тряпичный кулёк пониже прогнусавил:
— На районе смотрящим будешь. От людей. Понятно, баклан?
— Не, Тереня, он не баклан. Он теперича нашенский, — поправил Митроха. — Ну что, нашенский, согласен?
Похоже, это было то предложение, от которого невозможно отказаться. Я, правда, попробовал... Дескать, не местный, прописан в пригороде, а квартиру эту снимаю, и погнать меня могут в любой момент.
Набольший голову из тряпья высунул, и я как-то сразу перестал его бояться — косматый, как пудель, шейка цыплячья, рот до ушей.
— Не гони пургу, — сипит. — Прописку мы тебе справим. И окладец подкинем кой-какой. Не деньгами — удачей, там, здоровьечком и прочим. Надо только прозвище тебе подобрать. Нельзя смотрящему без прозвища. Как тебя по пачпорту величают?
Я назвался — всё равно дознаются.
— Мазаев, говоришь? — Митроха расплылся в щербатой улыбке. — Вот и славно. Будешь у нас попросту... ну, ты понял. В общем, принимай дела, Мазаюшка!
Так наградили меня и званием и прозванием. Вошёл обычный парень, а вышел домовых-запечных дел мастер, тайный агент чудодейных сил нашего города.
К себе вернулся, в квартиру захожу, а на шкафу гирлянда мигает. Та самая, из русалочьего озера. Между прочим, безо всякого электричества. Вроде как поздравляет с назначением.
Выходит, судьба моя такая. Никуда не денешься.
Конец