Может быть, Мустафа был гномом? Специальным таким обувным гномом из клана Великих Сапожников? Не знаю. Не уточняла. Вряд ли ему бы понравилась такая версия. Потому что имелось еще "в четвертых".
В четвертых, Мустафа был человеком верующим. Не болезненно - истово и опасно, но спокойно и очень серьезно с обязательными намазами, которые бил там же в своей каморе, разложив коврик на крошечном пятачке между шкафом и пирамидой из поломанной мебели. С непременным постом в Рамадан. Как с этой верой соотносилась площадная матерщина - не ведаю, но вот гяуров и гяурщину в любых ее проявлениях Мустафа отчаянно не любил. Терпел вынужденно, поскольку (как я уже рассказывала) контора была полунемецкая, и состав персонала весьма интернациональный. Впрочем, на работе его религиозные заскоки не сказывались. Видимо, он полагал что всякая обувь - святая по определению, и не её вина, что досталась гяуру. Допускаю, что Мустафа часто утешал мои туфли (а также туфли и ботинки немецких, британских и прочих нетурецких работников) и всяко поддерживал их в их нелегкой доле, и жалел... именно поэтому обхаживал больше прочих.
Под очередное Рождество, контора разукрасилась шариками, можжевеловыми венками, мишурой и гирляндами. Народ предвкушал весёлый корпоратив, затаривался шампанским. И какая разница кто тут турок, кто русский, а кто японец? Есть повод собраться, пошуметь, потанцевать и позвенеть бокалами... И ёлку поставили в конференц-зале - не кремлёвскую, конечно, но тоже не абы что. Девочки-администраторы украшали её целых три часа, а ребята из отдела снабжения таскали под елку подарочные корзины с разными деликатесами, незаметно вытягивая из "топовых" наборов потрясающе вкусные шоколадные трюфели и подкармливая ими незамужних секретарш.
Ощущение грядущего праздника настигло абсолютно всех. Даже Бюлент тейзе - хозяйка чайного буфета, женщина пожилая, "закрытая" и благонравная поддалась всеобщему возбуждению - заколола платок "рождественской" брошкой, состоящей из пластмассовых постыдно-голых и посыпанных золотой пудрой крылатых пупсов.
Скрип-скрип... Только Мустафа скрипел коляской громко, осуждающе и бормотал что-то про шейтанов, гяуров и их неудовлетворенных своевременно повитух. "Плёхо байрам. Плёхо человек. Грязный бытинка плёхо. Йазык! Тьфу! ", - сопел он, не поднимая глаз на развешенные кругом цветные огоньки. Под это Рождество, как раз в корпоративно-пьяную пятницу работы у Мустафы случилось больше обычного - стамбульские погоды изобразили очередной метеорологический финт, и выпавший на полдня снег превратился в коричневую слякоть. Слякоть липла на подошвы, безобразила обувь потёками и скользкими вонючими комьями. Желающих привести "бытинка" в порядок оказалось много, и Мустафа почти ликовал... Да если бы не весь этот гяурский балаган (тьфу!), он был бы абсолютно счастлив!
К четырем персонал начал потихонечку подтягиваться в конференц-зал. Зазвучали первые тосты, зазвенели тонким стеклом фужеры, зашуршали серебряными фантиками "оставшиеся в живых" шоколадные трюфели. Высокое начальство явилось, как и положено начальству, через полчаса после официального начала праздника. Важно выступая впереди генерального, шагал... Санта Клаус. Видать, хюманресурсники подсуетились и наняли аниматора. "Ураааа! Санта!"- закричали и зааплодировали все.
"Мерри Крисмас, диар френдс", - заверещал на голубином английском Санта. Родом он, очевидно, был из Анатолийского Зажопинску, и судя по акценту, и потому что из-под белой бороды порой проглядывала сизая щетина. Но какая разница? Ведь Санта же! "Урааа! Мерри Крисмас!" - поддержали анатолийского, а значит почти аутентичного Санту мы.