Я, расплавленная от мозгов до ногтей, намёков старательно не понимаю. Бабка, кряхтя, ковыляет к холодильнику сама. Притаскивает два дымчато-потных бокала и мы медленно, чтобы не растерять ни капли вожделенной прохлады, смакуем ли-мо-на-ту.
- А у вас в Руссии что пьют, когда жарко? – интересуется бабка. Она у меня краевед знатный, ей бы всё разведать про чужие города и веси
- Ну, пиво пьют.
- А безалкогольного?- хмурится бабка. У нее случаются периоды беспричинного ханжества, которые, слава Аллаху, довольно скоро проходят.
- Ммм… Ну там лимонад в бутылках, фанта, кола, минералка… Вода тоже. Чай холодный.
- Айран?
- Нуууу, - тяну я лениво… Разговор о прохладительных напитках утомителен и пуст. – Тоже пьют иногда. Кефир вот есть. Простокваша. Тоже вроде айрана, только не айран.
- Всё? – бабка недовольна. Она рассчитывала на экзотику, а получила малоинтересную информацию.
- Вроде… О! Квас! Мы употребляем квас! – оживляюсь я, понимая что только что обнаружила реалию, которой в Турции нету. Нету! Нетушки!
- Кывас? – Напрягается бабка в предвкушении информационного экстаза. – Это что за такой кывас?
- Ну, это такое… - притормаживаю и соображаю, как лучше пояснить про сусло, сахар, черный хлеб, воду, процесс брожения, пену, окрошку, проч. – Ну это такой как будто лимонад, но и как будто пиво, не алкогольное, то есть слабо… ну очень слабо алкогольное, на хлебе замешивается, и стоит несколько дней, там еще пена, как у пива, но это не пиво, и туда сахару надо, чтоб сладкое, но не очень, а больше кислое, но это кто как любит… Разливают из бочек, но и в бутылках есть, а , в целом, очень, просто невероятно гюзель штука. Ну очень гюзель. Особенно в жару. Пьёшь, и прям нутро всё ликует. Ааах.
- Чего? Чего? – не врубается бабка, но в глазах ее уже зреет отвращение к этому очевидно прокисшему, из бочек, на черном хлебе, от которого пучит и которым можно заливать «рус салат» и получать холодный суп, напитку.
- А ладно, - машу рукой я. – Короче, квас у нас есть.
- Чего-то гадость какая-то этот ваш кывас. Я бы в жисть ни глоточка. Даже бы нюхать не стала. То ли дело айран или лимоната…
- Бош вер. (Очень полезное выражение, означающее что угодно, но в данном случае, скорее всего, переводимое как «да пох»)
Сижу. Пью лимонату. Заедаю орешками. Вкусно, конечно, но за квас, сцуко, обидно.
- Ты в следующий раз кывасу-то привези. Пить не буду, но разик лизну. Интересно, – врывается в мою обиду бабка.
- Ладно. Сделаю, – обещаю я ей.
Знаю, что пить не будет. Но сделаю.
Нет, я не Бродский. Жалко. Чо…
Та турецкая деревня, в которой я отдыхала, не то чтобы деревня в ее ортодоксальном видении. Там вы не найдете ни кривобоких мазанок под рыжей черепичкой, ни отар, ведомых усатым и носатым чабаном на густые луга, ни тучных особей крупного рогатого скота, ни виноградников, ни олив, ни каменных мостов над узенькими бурливыми речушками...
Это не деревня, скорее очень маленький курортный городок. Вдоль побережья виллы белозубо скалятся мраморными колоннами, кафешки и ресторанчики бесстыже подмигивают отдыхающим стеклянными, оттертыми до состояния идеальной прозрачности, верандами, пляжные бары шумны и непристойно голоноги.
Но стоит отойти на метров пятьсот от курортной зоны и не побояться шагнуть за невидимый рубеж, отделяющий "курортную цивилизацию" от прочего мира, как попадаешь в очень провинциальный, очень душный, очень типичный турецкий городишко.
Почему, ну почему я не Бродский хотя бы процентов на десять? Я бы сейчас провела вас по этим пропечённым до коричневой корки улочкам, где дома поддерживают друг дружку плечами, как калечные, но светлые глазами, старички; где вечный плющ туго пеленает зеленью полуразрушенную кладку кладбищенской стены, где минареты невысоки, а купола мечетей трогательно-беззащитны. Я бы показала вам крошечный переулок на пять ступеней, ведущий с улицы А на улицу Б. Улица Б много выше улицы а, поэтому вам придётся неприлично задирать ноги - раз два три четыре пять, а еще постараться не споткнуться о щербину на самом верху.
Сразу за улицей Б площадь. Маленькая. Площадь-ладошка, по центру которой растёт дуб. Может быть, и даже наверняка, сперва был этот дуб, а только потом площадь и весь город. Может быть, если присмотреться, на дубе обнаружатся следы от золотой цепи, а также кошачьи царапки - ведь всякий народ имеет право на собственного Кота. Где сам кот, не ведаю, но его многочисленные голенастые потомки лежат в тени роскошной кроны и щурятся на протекающее сквозь листву солнце. И потягиваются. И провожают взглядами редкие автомобили, что спешат куда-то по своим некошачьим, а от того и неважным делам.