Мир непрочен, слаб и зыбок.
Здесь, на лучшей из планет,
он подобен стайке рыбок:
Были. Тронешь воду, – нет.
Тверд как камень. Мягко-ватный.
Полный света, полный тьмы.
Нестабильно-непонятый.
Как и мы, мой друг. Как мы
2.31 Как пользоваться очками
И я был юн, мой мир был ярок,
И прян, как новый кляссер марок,
Ночь освещали светлячки.
Легко хмелел я с пары чарок.
Тогда и получил в подарок
С цветными стеклами очки.
Не впрок мне стал тот дар опасный:
Блазнён надеждою напрасной
Мой взгляд обманывал меня:
Зелёный зрел я там, где красный,
И сотни радуг в час ненастный,
И тьму, порою, среди дня.
А каждый лжец мне был как гений,
Я искушался среди мнений,
В упор не видя чад и муть.
И, меж химер и привидений,
В плену наивных заблуждений,
Поспешно в пропасть тóрил путь.
Прошли года. Очки разбиты.
Из храма выгнаны левиты,
Со взгляда снял завесу Бог.
Корюсь виною неизбытой.
И у разбитого корыта
Сижу и подвожу итог.
Клепать на Рок уже не смею:
Ведь было ж время, был в уме я,
И различал небес хорал.
Считал, глупец, что все успею,
Но жизни глупую затею
Почти вчистую проиграл.
Мой юный друг! Судьба, – пройдоха.
Её дары всегда с подвохом,
И твёрдой требуют руки.
Годи, и пользуй их по крохам,
Чтоб в крайний день с тяжелым вздохом
Не проклинать, как я очки.
2.32 Писец обывателю!
За тыщу лет до Авалона
окутал всю планету лед.
Улитки падали со склона
и был прекрасен их полет.
И вроде было все на месте,
и даже кто-то встал с колен,
но выметал осколки чести
холодный ветер перемен.
Так и живем, проблем не зная,
хоть жжет Фортуна, словно йод,
лишь на щиты лисицы лают
и солнце черное встает.
А кто-то нищий бури ищет,
обряща только Dura lex…
Но будет день и будет пища,
и будет ночь и будет секс.
2.33 Страшное открытие
Умру я скоро ли, не скоро
Но с сожаленьем сознаю:
Не понимаю мир, в котором
Растратил втуне жизнь свою.
Тянулся к свету, лез в науки,
Пытался страждущим помочь,
И дети выросли и внуки
Но вновь, как в юности, точь-в-точь
И в каждой женщине загадка,
Непостижимая уму,
И сил и времени нехватка
И сам себя я не пойму.
Все зыбко, неопределённо.
Плетусь, и не взлечу, бескрыл.
Но во Вселенной есть законы.
И я один из них открыл.
Вне времени, повадней моды,
Хоть Бог, хоть Дьявол прекословь,
Превыше всяких сил Природы
Влечение, сиречь Любовь.
Храню моё открытье втае,
Тайнее бывших всех допрежь,
И никому не разболтаю,
Хоть ты меня на части режь!
3 ВРЕМЯ И ВРЕМЕНА
3.1 Двадцать первый
Век двадцатый труп к погосту вёз
на скрипучей ржавенькой кровати.
Щедро расточал амбрэ навоз
в цветнике свобод и демократий.
С шумом маразматика сменил
Двадцать первый, шаловливый внучек.
Из болот ненужных всем чернил
лезли в свет личинки недоучек.
Белый шум в сетях глушил в упор,
виртуальность заполняли дети,
милый оруэллов «Скотный двор»
шустро расползался по планете.
Радостно Пандоры вскрыв ларец,
Божий страх забыв одномоментно
человек, решив, что он Творец,
выпестовал вирус вирулентный.
Выплыло в зенит двенадцать лун,
ангельские хоры зазвучали
и пропела птица Бабаюн:
«Утоли Господь моя печали!»
Время шлялось то вперёд, то вспять.
Океаны корчились от боли.
В пятом Риме варвары опять
испражняться лезли в Капитолий.
И уже включился в хоровод
Перс с головкой от ядрён-батона.
Двадцать первый век. Такой же год.
Где-то слышен зов Армагеддона.
3.2 Пародия на "Дед Мороз умер" Елены Серебровой
Двадцать первый век скрипит печально.
Недостойно, но и не спокойно.
Мир не изменился кардинально.
Тот же гонор, и понты, и войны.
Нового конечно же немало:
Интернет и гаджеты на полках
Мир затоплен мутным грязным валом
информационной барахолки.
Больше шума. Меньше правил строгих.
Разной дури больше год от года.
Новые машины на дорогах,
и на шмотки зайцем скачет мода.
Новые открытия в науке
отменяют, год спустя, друг-друга.
Снова их откроют наши внуки.