Ветры на свои вернуться круги.
На тысячелетия что будет
предсказал Экклесиаст уныло:
нифига не изменились люди.
Новый век, а все как раньше было.
Тот же туповатый пошлый юмор
что с эстрады, что с телеэранов.
Кстати, Дед Мороз и вправду умер.
Впрочем, если б выжил – было б странно.
3.3 Одиссей
Бил Борей по бортам кораблей,
Жег надеждой и хмелем свободы.
Был коварен и смел басилей.
Весла весело пенили воды.
От гранитной границы земли,
где грохочут валы белопенно,
шли на запад его корабли
заглянуть за предел Ойкумены.
Истирались крепленья снастей,
Истлевали мечты и одежды,
Кронос жрал непокорных детей,
Только горы стояли, как прежде.
Сединой серебрилась зола
в очаге, как в глазнице циклопа.
И, седея, свой саван ткала,
ожидая его, Пенелопа.
Пенный след исчезал за кормой,
Гордо в Гадес сходили герои…
А старик возвратился домой,
чтобы грезить о битвах у Трои.
Он пивное брюшко отрастил.
Во хмелю как проснется бравада,
Все бахвалился: «Я и Ахилл…
Мы с Афиной… Под стенами града…»
Гелий гнал златогривых коней,
И Эллада лишь юность познала.
Но уже поседевший Эней
Поднимался на склон Квиринала…
3.4 Возвращение Одиссея
Погуляв по миру много лет,
нищим и голодным, как собака,
понося богов и белый свет,
Одиссей вернулся на Итаку.
Корабли расхитил Океан,
А Аид прибрал друзей весёлых.
На вино и шлюх из дальних стран ,
царь спустил добычу до обола.
Брел тропинкой, потен и устал,
Странник, повидавший пол-планеты.
Как домой вернуться он мечтал
с той поры, как кончились монеты!
Вот она, родная сторона!
Можно выпить и пожрать неслабо
И к тому же дома ждет жена.
Не юна, но всё едино,– БАБА!
Только злые вести жгут нутро
алчностью и ревностью пытая:
на его, на царское добро
жадно устремилась волчья стая.
Все, что предков нажито трудом
в честных грабежах и абордажах,
На его жену, хозяйство, дом,
лезут женишки в ажиотаже.
Он, конечно, мог бы их прогнать:
мужа вмиг признала бы царица.
Но ведь жрали даром, так их мать!
Нужно их заставить расплатиться.
У двоих туники, – чистый шелк,
пояса, сандали кожи белой.
Раскулачить дармоедов полк
доброе и праведное дело.
И, оружье у гостей украв,
притворяясь нищим в платье драном,
доказав, что кто хитрей, тот прав,
Царь гостей зарезал, как баранов.
А в ответ супруге на упрек
что кровищи в доме пролил много,
возражал, что отравить не мог,
мол, травить гостей не дали боги.
Перебив халявщиков хитро'
(как и все нормальные герои)
Одиссей присвоил их добро
в возмещение трофеев с Трои.
И проли'та божья благодать!
Много лет царь жил потом в покое.
Ибо нефиг было посягать
на добро прославленных героев.
От царей до бедных пастухов,
от софистов до рабов на торге,
Подвиг истребленья женихов
Вызывал и зависть и восторги.
На пирах аэды за гроши,
от вина халявного балдея,
воспевали широту души
мудрого героя Одиссея.
А меня сомнения порой
гложут в размышлениях натужных:
Уж такой ли вправду он герой,
Одиссей, убийца безоружных?
3.5 1192 год. Путь к Йерусалиму
Чутко спит, обпившись готской крови
и Юстиниановой чумы
над Европой тьма средневековья.
Только серость жизни хуже тьмы.
В грезах губы кривятся жестоко.
Щурятся голодные глаза.
Про богатства Юга и Востока
что-то шепчут в храмах образа.
Пыльно-серы старых гор отроги.
Время беспощадно и к горам.
Где-то здесь, в пустыне, бродят боги,
воя от тоски по вечерам.
Небо потемнело на восходе.
Ветер выметает прочь тепло
Нет ни зла и ни добра в природе.
Каждый человек добро и зло.
Потерявший старые святыни,
собирая дух и веру в горсть…
Но не он пока король пустыни.
Даже не хозяин. Просто гость.
Чуждый, вредный, как в ноге заноза,
горестно судьбу свою кляня,
поджигает горсточку навоза
и спасает душу у огня.
Гнилью пахнет полотно на ране.
Путь един, но все желанья врозь.
Что же вам здесь нужно, христиане?
Почему ж вам дома не жилось?
Раны душ уже неисцелимы.
Благодать не взвесить, врёт безмен.
Крестоносцы шли Йерусалиму
Мир дрожал от жажды перемен.
3.6 Львиное сердце
БАЛЛАДА О ЛЮБВИ, О ДОБЛЕСТНОМ КОРОЛЕ РИЧАРДЕ,
О БРАТЕ ЕГО, ПРИНЦЕ ДЖОНЕ, О КОРОЛЕВСКОМ ШУТЕ