— Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра!
И под это раскатистое «ура!» мы удалялись в нашу общагу допивать.
Утро начиналось включением гимна: «Кавалергарда век недолог!». После этого мы шли на зарядку с личным составом.
Ясный день, что утром на нас «мирные жители» смотрели «волком».
Особо доставалось соседям, семье замполита роты, Виктора Леуша. Слышимость была такой, будто и стен-то не было. Нередко Витя приходил к нам часов в двенадцать ночи и приносил пять рублей, с просьбой купить еще вина или чачи, но песен больше не исполнять. И Сашка, и я играли на гитаре и попеть дуэтом любили. Особенно классно получался романс: «Пара гнедых». Спьяну мы ассоциировали себя с это несчастной парой и выли самозабвенно, до слезы.
Если же Витька мужественно сносил наши винные сессии, мы стучали в стену и спрашивали: «Витя! Ты спишь?». И, не дождавшись ответа, орали: «Ну спи, Витя, спи!».
В общем «шалили весело и безобидно».
Самое интересное, что командир бригады все это мужественно переносил. Только года через полтора, когда мы исполнили под окнами комбрига песню из «Бременских музыкантов»: «Весь мир у нас в руках, мы — звезды континентов», и в конце, как положено по сценарию, жутко завизжали в час ночи, комбриг на построении изрек, по обыкновению скрестив руки в районе гениталий и дернув вверх плечами:
— Кхе! Кхм! Я понимаю, скучно. Но существуют же нормы социалистического общежития! Вот что, вы ночью вчера орали, товарищ Козлов?
После этого объявил мне трое суток ареста, с отбыванием на гарнизонной гауптвахте города Тбилиси. Думаю, что и эта выходка могла бы сойти с рук, если бы на наш коллективный крик комбриг не выглянул в окно. Офигев от безнаказанности, мы дружно помахали ему руками, а потом вдобавок хором крикнули его любимое выражение: «Ну, просто диву даешься!». После этого он долго не употреблял его. А однажды, видимо, когда терпение лопнуло, сказал: «А я в этой бригаде уже ничему диву не даюсь!».
Уже по прошествии времени, когда я стал старше и сам имел в подчинении и солдат, и офицеров, я все пытался увидеть среди них кого-нибудь, кто напоминал бы по замашкам меня в молодости. Но вскоре понял, что таких балбесов и придурков, какими были мы с Косинцевым, училища просто перестали выпускать.
Хорошо ли на губе
Губа. Гауптвахта. Наверное, нет ни одного военного, который бы не сталкивался, хотя бы косвенно, с этим учреждением для отбывания наказания провинившимися военнослужащими.
В моей судьбе это место лишения свободы было эпохальным. Судите сами.
В военное училище я уезжал, едва покинув полковую гауптвахту. В день моего рождения пришел вызов в Рязанское Высшее воздушно-десантное училище. К этому времени мы со товарищи уже добро приняли шамхорского коньяку, и новость нас только подстегнула к новым тостам, а потом и подвигам. Именно они и завершились посадкой. Однако комсомольское собрание все же решило отправить меня на учебу.
В училище я дважды сиживал по пять дней, главным образом в зимнем отпуске, что сильно травмировало мою психику. Вышагивать по плацу «губы» в то время, когда твои товарищи «пьют пиво и ласкают дев игривых», надо сказать, удовольствие не из первых.
Однако и учебу в училище я завершил арестом и отбыванием двух дней в камере гарнизонной комендатуры. Все банально: пьянка и драка с патрулем, который я победил в полном составе. Но во время отхода поскользнулся и упал. Тут меня лежачего и настигли милицейские мордовороты…
И вот первая (к счастью, и последняя) посадка в качестве офицера. На руки выдан продаттестат, выписана записка об аресте на трое суток. Друзья напутствуют: «Как приедешь в Тбилиси, сразу жми к помощнику военного коменданта и передавай от нас привет. Он тебя отмажет. Поставит штамп, что ты сидел, а сам погуляешь». Погулять, это мы завсегда готовы. Что-то и в Москве я давненько не был.
Но тут вышел сбой. Помощник военного коменданта только развел руками: «Извини, брат. При всем уважении к Косте и Мишке, ничем помочь не могу. Новый начальник губы такая сука. Стучит прямо коменданту. С ним договориться никто не может. Может у тебя получится».
Не получилось. Начгуб, как и обещали, оказался редкой сволочью. Но и мы не пальцем деланные. Нет, так нет. На носу майские праздники, на которые всегда бывает амнистия. Поэтому на майские выйду в любом случае. А поскольку до них почти неделя, поеду-ка я в Первопрестольную.
Прибыл в аэропорт и сразу в кассу, где люди по телеграммам летят. Ну, там всякие трагические и экстренные случаи. На это полное право имею — телеграмму, состряпанную по всем правилам. Комар носа не подточит. Но это отдельная история. Спустя два часа я в воздухе. А вечером уже с друзьями и подругами в ресторане «Узбекистан». Три дня в угаре…