Когда я вижу по телевидению прилизанные и причёсанные города Америки или Европы, мне становится жаль этих обездоленных, несчастных и бедных людей, проживающих в таких унылых государствах, где даже вспотеть нельзя. Меня поражает ихняя нищета. У нас есть нефть, газ, каменный уголь. Руды всякой не перечислить, а у них даже грязи нет. Им, бедным, даже мордой сунуться не во что, хотя пьют не меньше нашего. Не приведи господь хряснуться посередь улицы в Европе, это же выходит – мордой прямо об асфальт. Больно-то как, представляете? У нас же сколько ни падай, грязь сработает словно амортизатор, утром умылся и всё – ни травм, ни увечий, ни ссадин, ни царапин. Если, конечно, не встретишься до падения с чьим-нибудь кулаком, или кто-то нечаянно запнётся носком ноги об твою физиономию, но это мелочи жизни, что о них страдать.
Для россиянина грязь – святое дело, без неё он никуда, даже человеком себя не чувствует, поэтому, попав на просторы авеню и «бродвеев», он инстинктивно начинает искать грязь, а не найдя её, сам пытается обеспечить себя таким необходимым атрибутом, бросая кульки, бумажки и прочий мусор под ноги недоумевающих прохожих. У них же до приезда россиян не было ни одной перевёрнутой урны. Без грязи россиянин даже адреса найти не может. У нас же как объясняют: «Дойдёшь до третьей лужи, повернёшь направо, после кузова ржавого запорожца ещё направо, а как упрёшься в перекопанную дорогу, тут налево и будет то, что ты ищешь». А в этих Америках сколько ни ходи, ни броди, везде всё одинаковое, вот и попробуй, отыщи нужный тебе адрес.
Так что после падения берлинской стены, вся грязь, которая была так надёжно спрятана за кремлёвской стеной, полилась на просторы всяких Йорков, Баден-Баденов и прочих заморских поселений. Новые русские сперва завалили ошалевших приматов Америки грязью в виде денег (у них денег словно грязи, так у нас говорят). Так что все инакомыслящие, инакоговорящие стали завидовать чёрной завистью на нашу грязь и страдать оттого, что нет у них такой грязи, как в России, так похожей на дорогие их сердцу доллары. А эти дикие русские прямо тонут и захлёбываются этой грязью под названием доллар и зовут его небрежно и презрительно – капуста. Как же тут не позавидуешь, и они ринулись скупать Россию, чтобы и у них было этой грязи, словно у новых русских. Но у них наша грязь не желает никак превращаться в доллары, если и превратится, то опять почему-то остаётся в руках русских воротил. Они не могут понять, что пока у них не будет поля чудес, грязь останется просто грязью. Жирной, качественной, но грязью. Но, тем не менее, они скупают и скупают и везут в свои заморские схроны нашу грязь, где её опять же наши люди превращают в денежки, плывущие из России по воле наших нуворишей.
Народу на это наплевать, у народа денег как не было, так и нет, а вот грязи ещё прибавилось, её сколько угодно. Лучше её, нашу милую грязь, не трогать. Наша грязь будет с нами. Если кто-то попытается её прибрать к рукам и расшевелить, мы сразу все как выползем из неё, тут уж держись Европа, Америка и всё, что там есть ещё за границей, не спасёт ни Атлантика, ни другие воды.
Так что не смейте трогать нашу грязь. Пока нам есть в чём плюхаться, мы мирные и спокойные. Зовите нас медведями, свиньями, но остерегайтесь прикасаться к нашей грязи. Лапы прочь от грязи!
Свобода и демократия
Свобода и демократия – это хорошо, но почему-то она, эта свобода и демократия туда же, всё норовит вынырнуть ха счёт кого-то. Вот сегодня меня смазали по свободной морде, демократично так смазали. Попался на глаза двоим, тоже свободным хамам, но вдупель пьяным. Они решили, что их свобода шибче, то есть свободнее моей, ну, один и смазал мне свободной рукой по свободному месту. Ладно хоть свободной смазал, а не занятой. В другой руке у него была бутылка с пивом. Бутылку ему, видимо, было жаль и поэтому он приложился свободной рукой. Понятно, что пиво дороже моей физиономии, за него же деньги платили, а физиономия, она что, она так, свободно передвигается в пространстве без всякой оплаты, а пиво запечатанное и всё время просится на свободу, куда его не помести – в бутылку ли, в брюхо ли, оно всё свободы просит, недаром весь снег в городе расписан свободными художниками.