Со временем вокруг средней школы ганской демократии вырос целый комплекс зданий, обнесенных всеми радостями зеленого богатства, цветущего и благоухающего круглый год, но яркий образчик советского монументализма в народном образовании, куда вице-спикер с челядью в свое время переселился, продолжал укрывать свой фасад за изрядно вымахавшей стеной голубых колючек. Сюда-то как раз парни для важных переговоров и приехали. Приехали, из машины вышли и с отвисшими челюстями замерли. Елка! Елка, будь она неладна! А вы говорите нету! Ну вот же есть же! И переглянувшись, не произнося ни единого слова, слепив при этом в головах совершенно схожие планы, радостно кивнув друг другу и хором сказав: «Ага!», двинулись в парламентские коридоры, уже предвкушая настоящий новогодний праздник.
Глава 12
Вечером того же дня было проведено оперативное совещание по вопросу возможности привлечения парламентских елок к организации новогоднего праздника. Идею притащить елку целиком отмели сразу, потому как, во‐первых, спиливать здоровенное дерево в полтора обхвата маленькой ножовкой несподручно, а двуручной пилы в хозяйстве за ненадобностью не имелось, а во‐вторых, тащить тридцатиметровую ель по всему городу хлопотно и обязательно гражданам в глаза бросаться будет. И опять же, из-за углов в доме по коридорам к торжественному залу встречи Нового года протащить ее будет малость затруднительно. Далее, дважды измерив высоту потолков рулеткой и эмитировав веселый хоровод вокруг воображаемого дерева, оба пришли к выводу, что двухметровой верхушки было бы вполне достаточно. Ее и по городу почти незаметно, скрытно тащить вполне себе сподручно, и в доме такого размера дерево поместить очень даже можно. Решение приняли и к добыче новогоднего символа со всей ответственностью приступили.
Для начала Слон, как нормальный пес войны, предложил взять елку штурмом, отбив ее у представителей ганского парламентаризма тупым, но нахрапистым «приехали – спилили – уехали». Однако под напором аргументов Дмитрия в том, что международный конфликт из-за трех полешек еловых дров они себе позволить никак не могут, потух взглядом и с безнадегой в голосе спросил: «А как же тогда еще-то?» Дмитрий, свято убежденный в том, что «относительно честный отъем чужой собственности» не утерял своей актуальности еще со времен Остапа Ибрагимовича Бендера, настоятельно потребовал заменить самоубийственный наскок на орган государственной власти простым и незамысловатым хищением «почти никому не нужной» части зеленого насаждения. Слон некоторое время противился, убеждая Дмитрия в том, что уж если смелость города берет, то кусок елки возьмет точно, и что он, Слон, если какая беда во время атаки случится, Дмитрия на поле брани не бросит и на себе до места упокоения дотащит. Прибывать к месту упокоения так рано Дмитрий не пожелал и потому, обозвав Слона дураком, сказал как отрезал: «Кража! Только кража! Пойдем в ночи и отпилим сколько нужно».
Совершенно не обидевшись на «дурака», Слон, дабы все прошло гладко, настоял на проведении предварительной рекогносцировки с последующей детализацией войсковой операции, которой он присвоил кодовое название «Здравствуй, дедушка Мороз!», тут же сократив до аббревиатуры ЗДМ для большей секретности. Принимая во внимание, что на дворе стояло двадцать третье декабря, с проведением ЗДМ откладывать не стоило, а следовало максимально ускориться, потому как за промедлением маячила перспективка встречи Нового года с подгорающими шкурками ананасов, замещающими собой колючую красавицу.
Следующим утром, отложив все имеющиеся дела на потом, двинулись парни на изучение особенностей ландшафта предстоявшего мероприятия. То есть по кругу вдоль парламентского забора кататься поехали. Трижды проехав мимо дремлющего стража шлагбаума, они каждый раз громко кричали ему братские приветствия и пожелания крепкого здоровья, чтоб веревочный Цербер, упаси Боже, чего неладного не заподозрил. Цербер из-за их частых приездов в парламент знал их в лицо и в каждый такой проезд начинал было поднимать шлагбаум, всем своим лицом выражая истинную радость и удовольствие от визита таких славных гостей. Гости же, не въезжая на территорию, почему-то проскакивали мимо. «Не иначе как не к нам сегодня», – думал стражник и неспешно опускал шлагбаум на место, уходя в сладостною дремоту до следующего проезда потенциальных дровосеков.
В конечном счете после детального изучения забора парламента Слоном была нащупана вполне подходящая брешь в этой неприступной крепости народного парламентаризма. Один из участков забора, примыкавший к городскому пустырю, зарос разнообразной растительностью не в пример сильнее, чем все остальные участки забора. Сильно зарос, если честно. И единственной преградой, мешавшей пройти в этом месте, не оставив после себя следов и не поднимая тревоги, была допотопная камера наблюдения, закрепленная на обрезке металлической трубы, прикрученной, в свою очередь, к верхушке бетонного забора. Слон, не боявшийся африканских гадов в принципе, долго копошился в диких зарослях предстоящего места преодоления забора и, вернувшись через полчаса из кустов так никем и не укушенный, сообщил: «Стоит, гадина, и за честными людями наблюдает!» Потом он, посидев несколько минут в глубоком раздумье, убежал на пустырь и вернулся оттуда, неся в руках увесистый кирпич. «Ща!» – пообещал он и вновь нырнул в зеленые кущи, скрывающие и забор, и камеру, этот забор охраняющую.