Ах, как же баба Лена готовила! Товарищи вы мои дорогие, вам даже не нужно надеяться на то, что в нынешние времена пусть даже в столице нашей Родины, пусть даже в самом настоящем и самом дороженном корейском ресторане вам подадут хоть что-то похожее! Тщетны такие надежды, друзья мои. Наверняка вам принесут и прекрасные ттоки, и огненно-обжигающее кимчи, и сытные, сваренные на пару пигоди, а также вкуснейший сиряги тямури, источающий аромат на километр вокруг себя, вам также принесут. Нет у меня в этом никаких сомнений. И более того, я уверен, что все принесенное будет удивительно вкусным и невероятно острым. Но нет, точно нет – это будет лишь бледной тенью того, что натруженные руки корейской бабушки Лены молниеносно готовили по извлеченным из ее памяти рецептам, заученным наизусть еще в раннем корейском детстве. Я вам больше скажу, бабушка Виталика делала такие кимбап и пулькоги, что несколько рестораторов в Сеуле от понимания того, что им в стараниях своих даже близко не подойти к искусству бабушки Лены, со словами «Дальнейшее теперь не имеет никакого смысла» закрыли свои рестораны и ушли в монастыри. Правда, ненадолго, но таки ушли же.
Родители Виталика, не меньшие корейцы, чем бабушка Лена или, скажем, сам Виталик, будучи рожденными уже в СССР, полностью ассимилировав к условиям советского социума, из корейского наследия сохранили лишь корейскую фамилию Ким и бабушке на ее вопросы, задаваемые на чистейшем корейском языке, все-таки еще кое-что понимая из спрошенного, отвечали исключительно по-русски. Сам Виталик, из корейского языка вынесший лишь «аньён[2]» и «тхэквондо», на любые бабушкины вопросы, адресованные к нему на чистейшем корейском языке, отвечал максимально сжато и предельно информативно: «Да не знаю я, б-а-а-а-а!»
Мама Виталика, как я и сказал, была преподавателем русского языка и литературы в педагогическом техникуме этого славного южного города. Наверняка это была странная картина, достойная пера Льюиса Кэрролла или кисти нидерландского товарища Босха, или еще какого-нибудь обкуренного абсурдиста. Представьте себе картину, в которой интеллигентнейшая женщина корейской национальности со всем рвением и тщанием преподает будущим учительницам начальных классов в сельских, а вернее – в кишлачных школах, имеющим в массе своей ярко выраженную узбекскую национальность, все тонкости и азы русского языка и все многогранное богатство русской литературы. И ничего, никто не удивлялся. Я вам даже больше скажу, выходили после обучения мамы Виталика прекрасные выпускницы техникума, уже очень и очень прилично говорившие по-русски и на слух отличающие Бунина от Есенина. Тетя Оля, как звала ее шестерица, настолько хорошо владела русским языком и обладала таким гением преподавания, что все шестеро по сегодняшний день, интересуясь временем, не банальное «Сколько времени?» вопрошают, а пользуются утонченной фразой старорусского интеллигента: «Прошу прощения, подскажите, который теперь час?» И все они по сегодняшний день о телефоне или дверном звонке говорят не «звОнит», а «звонИт», потому как однажды тетя Оля на понятном русском языке и с присущей ей утонченностью заслуженной учительницы доходчиво объяснила им, что «слово “звОнит” является однокоренным со словом “мудозвОн”». Примерять к собственной безграмотности однокоренное слово не захотел никто, и действие, производимое всевозможными звонками, колоколами и прочими бубенцами, они с тех пор произносили и по сегодня произносят правильно.
Ну, так откуда же тогда у Виталика взялось татарское прозвище, опять спросите вы? О, тут все просто, друзья мои! Тут весь корень в «дружной семье трудовой», жившей тогда на территории одной шестой части суши действительно в дружбе и согласии, щедро и без какого-либо расчета взаимообогащая своей культурой и обычаями своих иноплеменных друзей и соседей. Любой и всякий, кто вырос в дружной советской семье народов и народностей, с теплом расскажет вам, что в тех условиях и языки, и традиции соседей если не полностью, то частично впитывались всеми и каждым. При этом, и это, пожалуй, главное, впитывались всегда исключительно лучшие традиции! Мальчишки-мусульмане вместе со своими славянскими «корешами» бегали пасхальным утром от дома к дому и дружно поздравляли всех вокруг со Светлым Воскресением, а наши православные ребятишки с искренней радостью встречали мусульманский Курбан-байрам или Новый год по все тому же корейскому календарю. И я уже не говорю о кухнях, где татарская хозяюшка с легкостью приготовила бы вам самый настоящий украинский борщ, а уважаемая мать туркменского семейства, ни на минуту не задумываясь об истинных истоках этого блюда, мастерски приготовила бы к праздничному столу самый настоящий бешбармак. Так что и героям этого рассказа, шести славным парням, имея в классе почти пятнадцать национальностей на двадцать четыре ученика (вспомните хотя бы Олега Хохла, в котором уживались две этнические группы), несложно было с легкостью говорить на узбекском или таджикском языках в дополнение к обязательному русскому, знать основы татарского, праздновать значимые даты четырех основных религий, включая буддизм, делать «оумин» по окончании всякого приема пищи, временами следовать обычаям чеченов и дагестанцев и, будучи совершенно белобрысым белорусом, к примеру, ухаживать за девочкой-таджичкой.