Росточка он был небольшого и телосложение имел худощавое, я бы даже сказал, щуплое телосложение он имел. Я подозреваю, что с таким, скромного размера тельцем Пётр Кузьмич, скорее всего, в танковых войсках подвиги свои творил, но этого, как я сказал, теперь уже никто не помнил. Сам же Кузьмич, каждый раз на очередном военном празднике пару сотен крепкого алкоголя без зазрения совести на грудь приняв, интригу и общее неведение о его прошлом укреплял длинными повествованиями о своих военных похождениях, совершенных им в далеком прошлом. По его рассказам выходило, что генеральная линия наступления в Сталинградской битве была спланирована лично им и маршалом Жуковым за бутылочкой «беленькой», а решающий удар в наступательной операции «Уран» возглавил он самолично, ведя бойцов Красной армии почему-то на боевом коне и с шашкой наголо. Также из его многочисленных рассказов выходило, что он:
• громил конницу Мюрата в Тарутинском сражении, будучи поставленным во главе Платовских казачков самим Александром Павловичем Благословенным. И вот там-то как раз конь его и сабля вполне себе пригодились и уместны были. А еще он там самого Бонапартия, как он выражался, со всеми причитающимися военными почестями в плен чуть было не взял. Но не свезло в тот раз: «Утек Бонопартий! Яко тать в нощи скрылся, жаба французская!»;
• самолично, имея в помощниках лишь Феликса Эдмундовича и вооруженный исключительно револьвером системы Нагана и почему-то опять саблей, однажды победил контрреволюцию, разогнав золотопогонников по всему земному шару в белую эмиграцию;
• своей, тогда еще молодой и крепкой рукой топил псов-рыцарей на Чудском озере, в нужный момент под ними заблаговременно припрятанным ломиком лед проломив. Ну а после победы на торжественном построении за спиной княжеской стоял и слова «Кто к нам с мечом придет…» тому шепотом подсказывал, потому как его это были слова, кузьмичевские. Но ему их Александру Ярославовичу отдать вовсе не жаль было;
• а также довелось поучаствовать ему, но никак не покомандовать в силу молодости и малого воинского звания, в таких прекрасных событиях, как битва на Калке, Гангутское морское сражение, Чесменская битва, и даже случилось ему как-то вместе с героями греческого пантеона десантироваться на берега Геллеспонта в интересах войсковой операции в рамках Троянской войны.
При этом историческая последовательность и хронология событий, жестко закрепленная на неизменной временной шкале, для генерала значения не имели. По этим рассказам его, однажды ведущего за собой византийские войска на Карфаген, бесцеремонно отозвали к французам при Креси помочь. «А все потому, – рассказывал генерал, – что император их, Филипка Шестой, си-и-и-и-ильно в тактике проигрывал и без меня совсем никак обойтись не хотел». Правда, генерал, будучи совершенно честным человеком, с грустью признавался, что при Креси «англичашки нам тогда по самые “не балуйся” навставляли. А все потому, как из луков по нам пулять начали, а у нас ПВО еще развернуться не успела». В общем, даже если осьмушка сказанного могла вдруг оказаться правдой, заслуги генерала перед Отечеством и всем разумным населением планеты Земля были настолько велики, что ему не просто домик двухэтажный в тенистом парке полагался, а как минимум стометровый памятник, из чистой платины отлитый, и всемирный почет и уважение. Ну, я же говорю, заслуженный старичок!