Потому даже при своем тщедушном тельце имел Кузьмич и осанку, и поступь поистине генеральские. Настолько генеральские, что когда он по дорожкам военного городка по своим неотложным делам прогуляться шел, так с тех дорожек на газон не только встречные военные и мамочки с колясками, в уважительном полупоклоне головы склонив, сходили, но даже тележки с мороженым поспешно стаскивали. Потому как генерал не помещался! Не хватало им двоим, генералу и тележке, на той дорожке места. Решительно не хватало.
И хоть были, конечно же, в том военном городке и другие пенсионерствующие генералы и полковники, но, если честно, генералов было немного и все сплошь – майоры, а полковников, коих тут, как мышей в амбаре, терлось, вообще можно было в расчет не брать. Так что Пётр Кузьмич явлением был уникальным и единственным. Все равно как окажись вдруг живой бронтозавр в обычном зоопарке, да еще и в загоне с какими-нибудь ламами и горными козлами. В общем, уникальным и неповторимым был уважаемый военный пенсионер, генерал-полковник «каких-то невероятно крутых войск», товарищ Пётр Кузьмич.
Ну, так вот…
После переезда приснопамятного бассейна из части в городок, сделал этот самый Пётр Кузьмич себе привычку каждое Божье утро обязательно в том открытом, но всегда теплом бассейне метров сто, а то и все сто десять проплывать. Ежедневно и круглый год без перерывов на выходные и праздники. Даже по утрам 1 января и 24 февраля Кузьмич свою стометровку проплывал, будто сам товарищ министр обороны ему это неукоснительно приказал. А все потому, как «Для здоровья очень пользительно», и вообще: «Порядок есть порядок, и неча его тут своими “трали-вали” здоровье насмарку сводить! Вам тут не здесь!» А уж если скомандовал Кузьмич: «На старт, внимание, марш!», то от команды и сам никак отойти не мог, а потому в бассейне ежедневно и круглый год по утрам плескался. И очень так удачно случилось, что жил генерал от бассейна вовсе и недалеко. Практически рядом жил. Так что привычку, для здоровья шибко полезную, в исключительном порядке содержать для него труда не составляло. Выходил из дому каждое утро, ровнехонько в семь пополуночи, и шел в бассейн свою ежедневную водную процедуру плыть.
Но, Бог ты мой, как он шел! Это же видеть нужно было, товарищи дорогие! Это же не генерал, это же линкор, следующий в боевом порядке! Да, соглашусь, из-за незначительных телесных размеров линкор маловатый получался, но ведь не в размерах же дело, я надеюсь. По крайней мере, с Петром Кузьмичом, к водным просторам следующим, «дело не в размере» было совершенно точно. Дело было не в том «что», а в том «как». В том, КАК он двигался! Он воздух своим движением надвое рассекал! У него взор горел так, будто он не в бассейн идет, а Измаил вместе с Суворовым брать. И при этом еще поспорить можно было бы, кто из них в этой войсковой операции поглавнее будет!
Но во всей этой поэзии движения самым главным было все-таки то, в ЧЕМ он шел. А шел он всегда в одной и той же одежке. Будь то хоть зима, пусть в южном Ташкенте и не лютая, не Иркутск тебе какой, но временами все ж таки с морозцем и снегом, или хоть июльское утро, не такое жаркое, как, положим, в Термезе провинциальном, где к восьми утра легко тридцать напекает, не важно. В халате он завсегда шел. В парчовом халате невероятных размеров и несказанного кумачово-красного цвета. И такой у того халата цвет яркий был, что тот, кто не знал о пользительной привычке генерала, так в момент генеральского прохождения к бассейну мог подумать, будто это лесной пожар между деревьев продвигается. Яркий такой, алыми сполохами всю округу расцвечивающий. Но нет, не пожар и не извержение огнедышащее, нет – это Пётр Кузьмич в халате своем кумачовом купаться идти изволят.
И что это за халат был! Чудо, а не халат. Парчовый, а не абы какой. Притом парчи на него пошло столько, что при желании и не сильно утруждаясь на таких среднеразмерных генералов, как Пётр Кузьмич, шесть халатов скроить можно было бы. А на такого крупного мужчину, как давнишний соратник Кузьмича, Император всея Руси Александр III, не меньше двух халатов получиться могло бы. А тут нет, тут все тридцать погонных метров от парчового «болта» отстригли и единым махом на один-единственный халат для уважаемого человека потратили. И так, надо сказать, мастерски потратили, так замечательно пошили, что вовсе не выглядел в нем Кузьмич цирковым шатром с крохотной головенкой в самом верху и вовсе не казалось, что это красная палатка из одноименной кинотрагедии ожила и по парковым дорожкам движется. Не-а.
В своем умении портной, который это чудо сотворил, легко заткнул бы за пояс китайских умельцев, творивших в свое время на потребу ихнего, китайского императора такой скромный халатик, как «да хун пао». Да и не похож был кузьмичевский на китайское творение из провинции Фуцзянь. Совсем не похож. Европейский это был халат, больше вальяжному дворянину девятнадцатого века приличествующий, нежели китайскому дядьке для торжественных выходов подходящий. И если вспомнить длинный боевой путь Кузьмича, то были все основания полагать, что как раз у приснопамятного Мюрата, а может быть, даже и у самого Бонапартия он, Кузьмич, этот халат в свое время вместе с обозным трофеем отбил. Отбил и теперь, на то все полные права имея, военным трофеем по его прямому назначению пользовался.