Ну а по завершении такой торжественной процедуры новоявленные студенты-баламуты двинулись изучать окружающую реальность, в которой им предстояло провести ближайшие пять лет уже на правах полноценных учащихся. Актовый зал тогда находился на территории кафедры русского языка и литературы, оттого и изучать им кроме корпуса руслита, собственно говоря, было нечего. Надо сказать, что корпус этот не отличался тогда, как, впрочем, и теперь, какими-то выдающимися размерами или какими-то особыми архитектурными изысками. Он, этот корпус, больше напоминал Юркину среднюю школу. Хорошенькое, уютное здание в два этажа с качественно отремонтированным фасадом, смотрящее на мир огромными окнами.
Корпус руслита был построен в самые стародавние времена, и потому его деревянные полы по такой же стародавней традиции ежедневно натирали специальной мастикой. Усердно и качественно натирали! От этого полы непременно блестели холодным ледовым блеском, скользили ничуть не хуже того самого льда, а по всему корпусу витал уже неубиваемый запах мастики, въевшийся в стены на веки вечные. Там даже внутренний дворик для торжественных построений и праздничных линеек был. В общем, небольшой и навевающий домашний уют корпус, одним словом. Потому, продолжая орать в гулких пустых коридорах и заглядывая в каждую аудиторию, осмотр баламуты закончили достаточно быстро. Сделав справедливый вывод «маловато будет» и странное для храма науки заключение «темнота!!!», уже сложившийся коллектив баламутов отправился в маленький парк, тогда еще носивший имя В. И. Ленина, раскинувший свою тень и прохладу как раз через дорогу от корпуса руслита.
Ну и чудесный же это был парчок, я вам скажу! Располагаясь в развилке дороги, идущей с окраины города и разбегающейся в этом месте латинской «игрек», был он совсем небольшим, но удивительно зеленым, вмещающим в себя и памятник тому самому Ленину, указывающему раскрытой ладошкой в сторону выезда из города, и открытый кинотеатр, где в летнюю жару по вечерам так приятно было смотреть кино, и небольшой продовольственный магазинчик, при входе в который восседал некий субъект по имени Радик в неразрывной паре со своей большущей пивной бочкой желтого цвета. Радик был евреем, возраст которого определить было решительно невозможно, бочка же, судя по измятым бокам, заржавевшей раме и сильно облупившейся краске, Радика по возрасту своему превосходила совершенно точно. Сейчас вы такого уже, конечно же, почти не встретите. Я имею в виду, чтоб пиво из большой желтой бочки на розлив продавали. Да и тогда, во время всеобщего дефицита, когда пиво имело всего две ипостаси: «пиво есть» и «пива нет», встретить его свободно продаваемым было достаточной редкостью. Но Радик был! Радик, практически не стареющий, маленький еврей с хитрой улыбкой в глазах, вместе с его облезлой желтой бочкой с надписью ПИВО, криво нанесенной поверх плохо закрашенной надписи КВАС, были тут всегда!
Юрка, теперь повзрослевший и ставший студентом, помнил, что еще маленьким мальчиком, приведенным папой в этот славный парчок на вечерний сеанс в летнем кинотеатре, он видел его, практически не изменившегося с тех времен Радика-Агасфера. Он ровно так же сидел на том же самом табурете и, обмывая мутные стеклянные кружки в маленьком фонтанчике водой совершенно сомнительного качества, наливал в эти самые кружки пенный напиток, который на его торговой точке всегда имел одну-единственную ипостась – «пиво есть!» Оттого и не могло быть никаких сомнений, что, придя к Радику, вы обязательно получите свою кружку пенного и всенепременно разместитесь на удобной лавочке в тени великолепных сосен и иной буйной растительности для более чем приятного времяпрепровождения.
Теперь, к сожалению, нет там уже ни парка, ни Радика. Теперь там какой-то новомодный, как оно и водится, из стекла и бетона слепленный несуразной кубической формы то ли торговый, то ли бизнес-центр. Или даже центр торговли бизнесом. Неважно! Эта серая безликая громада, возведенная без малейших потуг на творческую и архитектурную мысль, подмяла и похоронила под собой и тенистую благодать парка, и нежные воспоминания об индийской «Зите и Гите» в вечерней прохладе летнего кинотеатра, и чувство собственной значимости в почетном карауле пионеров у памятника пролетарскому вождю, и, казалось бы, вечного Радика вместе с его еще более вечной бочкой. Все и без остатка стерло новое время, оставив нам лишь приятные воспоминания.