Ну да ладно… Под предлогом того, что в послепрививочный период друг за другом присматривать нужно круглосуточно, чтоб какого-нибудь апоплексического удара в одиночестве не случилось, Дмитрий всю неделю ожиданий у Слона дома провел. И по прошествии инкубационного периода, имея на руках все необходимые документы и изрядное количество наличности, занятой Дмитрием в среде богемных небожителей под «невероятно выгодный» проект скоростного тоннеля между Мумбаи и Хараре, концессионеры взмыли в синие небеса Шереметьево, взяв курс на Гану. Взмыли они на бело-голубом лайнере авиакомпании KLM, поскольку, в отличие от «Аэрофлота», это все-таки «королевские авиалинии», а еще и потому, что на этом рейсе имелась пересадочка в Амстердаме с паузой аж в целых девятнадцать часов. И за такую неувязочку наивные голландцы всякому прибывшему за просто так давали визу в страну тюльпанов, включая в стоимость билета скромный, но чистый номерок в гостинице AVIS.
Номерок был не сильно нужен, поскольку в их возрасте спать в ожидании вылета, не посетив столицу страны, легализовавшей наркотики и проституцию, было не просто преступлением, но самым что ни на есть святотатством и надругательством над непреодолимой тягой к знаниям их пытливых умов. Что там с той Голландией по их приезде творилось, я тут рассказывать не могу, потому как места много займет, статуса «18+» потребует и бумаги может не хватить. Я потом как-нибудь с духом соберусь и отдельно рассказать постараюсь. Не сейчас. Скажу только, что на следующий день из аэропорта Схипхол в Гану вылетала парочка порядком не выспавшихся индивидов, несущих на своих изрядно помятых лицах признаки жуткого похмелья и нерадостные воспоминания о полицейском участке амстердамского района Россе Бюрт. Это уже потом, позже, обустроившись и заняв свое устойчивое место в ганском социуме, мотались парни то вместе, то по раздельности по разным уголкам земного шара, но при этом всякий раз старались услугами голландских авиалиний пользоваться. По этой причине вылет из Схипхол стал традиционным – похмелье, головная боль, глобальная невыспатость и масса воспоминаний. Разве что полицейский участок не при всех вылетах фигурировал.
И я вам так скажу, товарищи дорогие, не случись тогда этой встречи у автобусной остановки и не свершись единение дум о переселении в иную страну, оно, может быть, и интересно каждый из них тот кусок жизни по отдельности прожил бы, но вот только мне сейчас историю эту не в пример скучнее рассказывать было бы. А все оттого, что они на том куске ганской истории череду тех ярких событий, как в граните, высечь только вдвоем смогли бы. Как Кирилл и Мефодий. По одиночке не вышло бы ничего. И славно это, очень славно, что собрались они и поехали.
Глава 3
Ия вам так скажу, товарищи дорогие, то, что эти двое на скрижалях ганской истории своим бытием высекли, не всегда «добрым и вечным» назвать можно было. Ну нет, по большому счету от них для страны, конечно же, больше пользы было, потому как в тратах денег они преуспевали изрядно, иногда за неделю годовой бюджет средней ганской семьи в экономику вваливая. Но все ж таки бывали моменты, за которые какая иная народность, обозлившись изрядно, холку-то парням намяла бы. Только не ганцы, потому как добрые. Ну, если честно, сильно добрыми назвать их не всегда получается, потому как парни в сердцах могли и вора, на рынке с поличным пойманного, тут же всей толпой до смерти забить, но в общем-то при каких иных обстоятельствах в массе своей совершенно незлобливы жители Республики Гана. По характеру очень схожи с пандой: в дополнение к своему природному добродушию щедро одаренные вселенских масштабов ленью и непреодолимой тягой к песням и танцам, работать при этом совершенно не приспособленные и всеми силами этому процессу противящиеся.
В темные времена рабовладельчества выходцы из этих мест ценились за свою покладистость и полную апатию к побегам или к восстаниям каким, потому вывозились из родных мест изворотливыми Негоро тогдашнего Западного мира целыми коллективными поселениями. Привезут, бывало, такого Адофе Бибини Акампонга, с пальмы пряником подманенного и в трюм каравеллы упакованного, куда-нибудь в Южную Каролину для ударного труда на ниве производства хлопкового хозяйства, да и продадут его, двухметрового дядьку, за кучу тогдашних американских денег южноамериканскому дикси. А будущий офицер армии Конфедеративных штатов, купивший такого славного на вид работника, стоит в сторонке и в радостном предвкушении ждет, что уж вот этот-то «агрегат» прямо сейчас широко улыбаться перестанет и ка-а-а-а-ак соберет сорок тонн ваты в одно лицо. Ждет-пождет, а «агрегат» все лыбится да лыбится и чудес производительности в сельском хозяйстве демонстрировать не стремится вовсе. Не хочет, видите ли, привозной негр к укреплению финансового благосостояния приобретшего его латифундиста силы и старания прикладывать. К песнопениям и народным пляскам хочет, а к изнуряющему труду – ни-ни. Его, видите ли, тошнит.