Расходуя моторного масла в два раза больше, чем бензина, и бензина в шесть раз больше, чем при рождении, мчал такой микроавтобус по дорогам Ганы, каждую минуту рискуя развалиться на части или улететь в кювет по причине отвалившегося колеса. Пассажиры, заплатившие за путешествие в соседний город цену меньшую, чем в 1978 году платил среднестатистический москвич за проезд в метро, высовывались в окна чуть ли не по пояс и, пребывая в радости от скорой встречи с домом, подобно сенбернару, которого в первый раз за сезон на дачу везут, азартно ловили налетающий ветер и мошкару широко раскрытыми ртами, трепеща на ветру выпавшими изо рта языками. По сравнению с таким образчиком транспортировки живых, но очень смелых людей, гоголевская птица-тройка выглядела просто образцом комфорта и надежности, а возничий ее, по сравнению с ганским пилотом тро-тро, казался сильно заторможенным финским парнем, усевшимся за руль дорожного катка. Ганцы же, являясь фаталистами еще большими, нежели русские, и будучи разделенными ровно пополам на мусульман и христиан, приговаривая про себя при посадке: «Ин ша Аллах!» и «Вручаю себя в руци Твои, Господи!», после этого считали себя совершенно защищенными и уже без всякого сомнения неслись на этой адской тележке либо к адресу назначения, либо в вечность. На автостанциях, представлявших собой хорошо укатанные грунтовые площадки, роилось таких вестников ада неимоверное количество, и у каждого из них кружил здоровенный зазывала, во всю глотку орущий: «А вот в Око-Сомбо кому?! Кому в Око-Сомбо?!», сообщая страждущим, в каком направлении в скорости отправится именно этот ржавый ящик.
По понятной причине перспективка переквалифицироваться в транспортные кондукторы отпадала у парней в связи с жесткой конкуренцией на плотно занятом рынке пассажирских перевозок. Ну, во‐первых, испытывать судьбу при каждой поездке в тро-тро – это все равно что в русскую рулетку играть не с одним, а с пятью патронами в барабане, а во‐вторых, черные зазывалы конкурентов отлупили бы совершенно точно, даже цветом их кожи и внешними габаритами не особо заморачиваясь. Да и если честно, ни в какие билетеры и кондукторы парни идти даже и не помышляли. Это я тут нафантазировал. Ну а что? Я рассказываю, а значит, и право имею.
Ну да ладно, пойдем дальше.
В большие начальники парней не взяли, как ни просились, а идти на должности мелких клерков в конторы пакистанцев, индусов или вездесущих китайцев парням претило. Нужно было начинать мыслить масштабами частного собственника, творящего свое благосостояние в недрах собственного же бизнеса. Денег, с собой привезенных, хватало на беспечное времяпрепровождение, но никак не хватило бы на старт серьезного предприятия. Купить тот самый завод ЖБИ, который по цене пыли продавали, они, конечно же, могли себе позволить и они даже ездили и приценивались, но вот кусты вырубить, ученых с сачками повыгонять и первую партию цемента завезти они финансово уже не тянули. Так что парни, тогда еще не привыкшие к ганской специфике течения времени, с местными боссами от строительства пообщавшись, со строительной стези сошли. Сошли, столкнувшись с космических размеров корыстолюбием местного чиновничества, смотрящего на них никак не иначе, как на кошельки, и их же чудовищной необязательностью и непунктуальностью. К примеру, министр капитального строительства, приглашенный в гости к пяти часам вечера для переговоров о возведении первого ганского небоскреба, в день, назначенный на переговоры, к установленному часу не приехал. Ни к назначенному часу не приехал, ни позже назначенного часа не приехал. Совсем не приехал. Парни же честно и благородно прождали главного строителя до семи вечера и, решив, что того наверняка лев по пути сожрал, ждать перестали. Перестали, а зря. Потому как тот возьми да и явись. На следующий день явись! Как раз к обеду. Прошлепал бесцеремонно в дом, дорогой пиджачок с золотым петухом, символом правящей партии, в петлице одним движением с себя скинул и за стол с парнями, мирно обедавшими, на свободный стул, разрешения не спросясь, плюхнулся. Присутствующих незамутненным взором осмотрел и без всякого «здрасьте – до свидания», пожаловавшись, что «жалование платят крайне нерегулярно», попросил пять тысяч долларов до следующего понедельника, ну, или если долларов нет, то хотя бы чего-нибудь покушать. И далее, черпая руками предложенные макароны с котлетой, даже не извинившись за опоздание в двадцать часов, радостно урчал и рассказывал историю о том, как он, еще будучи молодым аспирантом, в Ленинграде обучаясь, такие макарончики ну очень сильно обожал. Покушав и чистосердечно пообещав парням, что теперь-то уж точно все капитальное строительство в стране к их услугам, министр растворился в воздухе, как будто его никогда и не бывало.