Оставалась такая ерунда, как драгоценные минералы, не менее драгоценные металлы и дерево всех оттенков красного. При детальном изучении вопроса выяснилось, что алмазы в Гане так себе. Мелкими и неказистыми в Гане алмазы оказались. Размером и формой граничили такие алмазы с отбраковкой, какую в ЮАР, к примеру, на технические нужды отпускали, благодаря за то, что хоть кто-нибудь за этот мусор заплатил и из ограночной мастерской к себе в цех по производству напильников увез. Отдавали ганские алмазы некрасивым ржавым цветом и трещины в себе имели в таком количестве, будто последние семьсот лет по ним мифический Тор своим здоровенным молотом ежедневно лупил. И при этом каждый пронырливый дилер-геммолог просил за такой никчемный обломок углерода, разве что на стеклорез пригодный, цену ничуть не меньшую, чем индусы с Британии за украденный у них Кохинор уже пару сотен лет требуют. Так что заниматься минеральными изысканиями в таких неприятных условиях было сильно невыгодно, и идею с алмазами, хоть и не похоронив окончательно, до какой-нибудь удачной оказии сдвинули на будущее.
А вот дерево в Гане произрастало действительно замечательное. И золото. Золото было не просто качественным, чистотой под восемнадцать карат непосредственно из земли добываемым, его, золота этого, в ганской земле залегало какое-то неимоверное количество. Вот вам простой пример с арифметикой: в нашем родном Колымском крае, найдя участок, на котором из тонны породы можно двадцать грамм золота получить, всей артелью неделю горькую на радостях хлещут и Удачу за широченную улыбку благодарят, а в Гане пятьдесят грамм на тонну – это так себе результат, не сильно-то и удивишь кого. Золотишка в ганской земле так много, что в сезон дождей, практически всё местное население, неотложные дела побросав, в овраги и распадки дружным гуртом лезет, для того чтобы драгметалл собирать, проливными дождями на склоны тех оврагов вымытый. Валяется по склонам, дождевыми потоками из грунта вымытый, блестит себе, солнышку радуется. Ходи себе да, как грибы, собирай. И ходили, и собирали. А тот, кто не сильно по грязи лазать желал, мог на той же Маколе тех аллювиальных чешуек по совершенно сходной цене у своих неленивых земляков прикупить. Как семечек на Привозе – стаканчиками. Да еще, равно как и в Одессе, за тот стаканчик с азартом поторговаться можно было. «Я вам так скажу, Генриетта Марковна, очень мелкое у вас сегодня золото. Мелкое, и стаканчик очень подозрительный. Давайте я вам пять рублей дам, а вы мне полтора стаканчика с гаком в карман сыпанете. А?» – «Вот Вы же знаете, как я вас уважаю, Игорь Семёнович, но не морочьте мне голову! Мелкое! Нет, люди добрые, вы видели?! Оно у меня мелкое! Чтоб у Вас у самого такой мелкий был, так за вами с пол-Одессы баб строем ходило бы, дай Вам Бог здоровья! Да чтоб из моего стаканчика Вам водки выпить, так Вы уже на втором пьяный спали бы! Не хотите – не берите! Давайте полтора за восемь?» Ну так и в Гане: поторговался и прикупил себе золотишка, практически ювелирного качества, раз в пять дешевле, чем им в тот день на Лондонской бирже торговали. А если не полениться и километров за двести в деревню отъехать, так там за вами с теми стаканчиками бегать станут и наперебой лучшую цену предлагать. Совсем лучшую. Настолько лучшую, будто не золотые чешуйки вам продают, а пучок редиски, утром на грядке сорванный, к вашей окрошке прикупить предлагают. Была, правда, одна неувязочка неприятная. Торговлишка такая считалась незаконной вовсе и, как это в любой другой стране произошло бы, под крылышко «специалистов в гражданском» подпала. Специально обученные офицеры, для безопасности государства службу тащить этим государством призванные, за лучшее почитали незадачливых интуристов на таких деревенских торгашей приманивать и на уголовно наказуемом деянии, к собственной выгоде, прямо на месте свершения прищучивать. А уж прищучив, на такую деньгу незадачливых «золотых жуков» разводить, что размеры выплаченного золотоискателем за собственную свободу в сто раз превышали то, что этот стяжатель желтого металла за такой же вес на Лондонской бирже заплатил бы. И оставался такой терпила в итоге и без денег, и без золота. Оставался и, громко матерясь, подальше из страны уехать спешил.