Прежде всего следует сказать, что супруга дяди Лёши, Галина Аркадьевна, дай ей Бог очень сильного здоровья и совсем уж долгих лет жизни, невзирая на то, что практически всю свою жизнь занимала большие должности, времени для холения и лелеяния своих близких всегда находила с избытком. Ее гипертрофированная чистоплотность принуждала всех без исключения домочадцев мыться самим и мыть полы во всем доме не реже двух раз в сутки, а футболка, по неряшливости и недомыслию ношенная двое суток, без доли сомнения летела в мусорное ведро, потому как носить эту помоечную и антисанитарную рухлядь далее никак невозможно. При этом Галина Аркадьевна находила время и на то, чтобы, поколдовав на кухне несколько часов кряду, взорвать вкусовые рецепторы домочадцев очередным кулинарным шедевром в виде фаршированного поросенка, приготовленного в духовке, или, к примеру, многослойной гурьевской кашей, запеченной до хрустящей корочки. Про эту кашу Дмитрий рассказывал, переходя на благоговейный полушепот, закатив в мечтательном экстазе глаза и часто сглатывая набегающую слюну. По уверениям Димы, этот шедевр, уже никакого отношения к манной каше не имеющий, количеством своих слоев вдвойне превосходил классический первоисточник и, судя по вкусовым качествам, сенатор Гурьев эту кашу не изобретал вовсе, а рецепт у Галины Аркадьевны подсмотрел и бессовестно спер. Получилось у Дмитрия Александровича потом неплохо, конечно, но не так славно, как это у Дмитриевой тещи выходило. Дмитрий уверял, что апробированная им как-то в дорогущем ресторане гурьевская каша была лишь слабой попыткой повторить шедевр его тещи и попытка эта провалилась уже где-то на уровне покупки манной крупы в соседнем магазине.
Однако ж, как уже очень давно отмечено, нет пророка в своем отечестве. Облизанный со всех сторон, тщательно отмытый и вечно благоухающий свежестью, откормленный разнообразием и качеством кухни Галины Аркадьевны, дядя Лёша, временами недовольно хмурясь и морща нос, укорял супругу в том, что в поданном к обеду гуляше по-венгерски недостаточно специй, а конкретно – жгучего перца. «И вообще, Галка, – говаривал он, – ты чего все время недосаливаешь и недоперчиваешь? Чай не для рожениц готовишь! Сыпь, не робей!» А иногда, даже не попробовав поданное блюдо хотя бы для приличия, дядя Лёша высыпал в тарелку, испускающую ароматный пар, половину перечницы, присовокупив туда же половинку чайной ложки соли. Дима, которому с раннего детства была привита любовь к острым блюдам, не сильно удивлялся такой страсти дяди Лёши, но все-таки время от времени на всякий случай даже он предлагал дяде Лёше не горячиться. В ответ дядя Лёша рассказывал истории о своей студенческой юности, в которой ему в студенческой столовой ничего другого, кроме ведра маринованного перца Халапеньо не подавали, и высовывал язык, предлагая рассмотреть на нем хотя бы один вкусовой рецептор, смущенный остротой потребляемого блюда. Он рассказывал о своих служебных командировках в социалистический Вьетнам, где огненная кухня воспитывает настоящих, сильных духом и мощных пищеводом едоков, к коим он, дядя Лёша, благодаря своей мощи, конечно же, присоединился. Но даже среди них, закадык-остроедов, однажды двенадцать порций супа фо в один присест скушав, несказанное уважение и звание «Мистер Перец» снискал. Рассказывал он и о посиделках с «китайскими товарищами», приезжавшими к ним в НИИ для обмена опытом, на которых, выпивая до полуведра керосинообразного гаоляна на одного ужинающего и закусывая экзотической курицей кунг пао, саму курицу в сторонку откладывали и исключительно стручки сычуаньского перца кушали. Так, видите ли, закусывать вкуснее было.
Всех же остальных, не способных к поеданию тройной порции пхаал-карри, щедро приправленной горящим напалмом, дядя Лёша называл слабаками и заверял, что его личные вкусовые рецепторы настолько крепки духом, что полтора-два килограмма перца Каролина Рипер, съеденных им на завтрак, этими самыми его рецепторами воспринимаются как жиденькая манная кашка. Недосоленная даже. Также он уверял, что тот уровень остроты, который его хоть немножечко потеть заставляет, по шкале Сковилла выраженности пока что не имеет и всего два человека в мире такую острую пищу скушать смогут. Лично он, дядя Лёша, и еще один китайский старичок по имени Чон Ду Хван, теперь в глуши провинции Сычуань проживающий. Старичок, правда, как уверял дядя Лёша, хитрил, зараза такая, и во время острой трапезы огромным веером активно обмахивался. «Это, типа, ничего зазорного, товарищи дорогие, это, типа, у нас в Китае так завсегда с веером быть принято». Оправдывается и машет, оправдывается и машет. Усердно так машет… И при этом, пока никто не видит, язык на всю дистанцию изо рта выставляет и традиционным китайским опахалом жгучесть скушанного притушить норовит. Нечестный, одним словом, старичок дяде Лёше в конкуренты попался. Но не суть… Не про старичка сейчас.