— Вера, золотце, давай кошелечек, который утром у рынка взяла.
А она мне в ответ что-то типа: волк позорный... Ну, думаю, тварь, я из тебя душу выколочу. Волоку в отдел. Волоку, стерву, а сам все эту женщину обворованную вспоминаю. И злость во мне сидит нехорошая. Привел... начинаю колоть. Но она пьяная, орет одно: волки, менты, фашисты! Думаю: чем же ей врезать-то? Рукой неудобно, женщина все-таки. А из открытого сейфа несколько «личных дел» агентов выглядывают. Я схватил верхнее и дал ей по башке этим делом. Потом запихнул в «аквариум» на пару часов, чтобы немного протрезвела.
А сам сижу, переживаю... не идет у меня из головы эта мать-одиночка. Ну и злость, конечно. Копила тетка, отказывала себе во всем, а мразь какая-то теперь на ее трудовые будет пьянствовать. Э-э, нет, думаю, я из тебя, мразь, душу выну, притон твой на уши поставлю, но деньги найду.
Вот так вот я сижу, злой как черт, и заходит тот самый опер, что мне посоветовал эту Веру тряхнуть. Посидели мы с ним, покурили. Он мне и говорит:
— Брось ты, Женя, переживать... Займись лучше бумагами, наведи порядок. После твоего предшественника тут неделю разбираться.
И то верно, бардак мне достался в наследство изрядный... Раскрываю я папку, что лежит передо мной. Ту самую папку, которой я Веру по голове стукнул... Раскрываю: агент Иванова. Фото. А с фото на меня смотрит... Вера. Наваждение какое-то, сюрреализм... Может, просто похожа? Ан нет! Читаю: содержит притон, адрес — тот самый, откуда я Веру приволок.
О Господи! Это что же получается? Я ей ее же «личным делом» по башке дал? Ведь кому рассказать — не поверят. Сижу — дурею, совершенно не представляю, как же мне с ней дальше быть. Мне же с ней работать! Пошел к Володе, к тому оперу, что меня на притон навел. Рассказал ему. Он смеется, у него даже слезы на глазах выступили, а мне не до смеха.
— Ну что, — говорит, — иди мирись. Содержательница притона — это ценный агент. На вот тебе для установления контакта...
Дал он мне полбутылки портвейну, иду вынимаю Веру — она же агент Иванова — из «аквариума». Она орет: подонок... ударил меня, синяк поставил. И пальто, надетое на голое тело, распахивает — всем показывает. Вот, мол, синяк. А у нее там этих синяков штук сорок. Всех оттенков, от черного до желтого. Нелегкая работа — притон содержать.
Привожу в кабинет, каюсь:
— Успокойся, Вера, я был не прав... Не признал тебя сразу в горячке. Нам, Вера, с тобой вместе работать, я теперь вместо Игоря.
И еще чего-то такое несу, чуть не заискиваю перед ней, портвешок ей подсовываю. Она в момент его из горла засосала и царственно мне этак:
— Ну ладно, прощаю.
А уже к вечеру я по ее информации взял того орла, который украл кошелек. Доказать это, конечно, не удалось. Но я все-таки его крепко прижал и заставил отдать что-то около двухсот рублей. Больше у него уже не было...
Вот тебе еще один эпизод. Одновременно с Матильдой передали мне агента по прозвищу Туз. Видимо, потому Туз, что фамилия его Козырев. Тип мелкий, жуликоватый, ранее судимый за колеса, снятые с «Запорожца»... Это, собственно говоря, и был его уровень: снять колесо, обшмонать пьяного, в универсаме подшустрить. Вот тебе и Туз! По существу, шестерка... Познакомился я с ним, но, разумеется, послал запрос в информационный центр. Ждать ответа мне пришлось около двух недель. Конечно, можно дать запрос через главк и получить ответ быстро, но мне не к спеху... так, рутинная проверка.
Я с Тузом уже законтачил, работаю и даже получил от него качественную информацию. Тут приходит ответ ИЦ: гражданин Козырев Феликс Андреевич объявлен во всесоюзный розыск. Ох, мама ты моя! Что же делать-то? Звоню Тузу и назначаю срочную встречу. Причину, разумеется, не раскрываю. Настроение — дрянь, ситуация двусмысленная и непредсказуемая: агент во всесоюзном розыске! Это сколько же голов полетит?
Встретились. Туз сияет, свежим пивком отрыгивает... жизнерадостный.
— Феликс, — говорю, — есть одна проблема. Ты же во всесоюзном розыске.
— А ты что, — отвечает, — не знал? Ну проблема — в розыске!
Действительно, думаю, какой пустяк... Было бы о чем говорить!
— Пойдем, — говорит Туз, — в РУВД. Там тебе все объяснят.
Идем. Я, честно скажу, в напряжении — все жду, в какой момент он побежит, ломанется через улицу или по дворам. Он, однако, никуда не ломанулся, пришли мы в отделение и — прямиком к заместителю начальника ОУР. Так, мол, и так, Игорь Иваныч. А Туз внагляк заявляет, что у него сейчас времени в обрез и он спешит.
— У тебя, Евгений Владимирович, — спрашивает зам, — вопросы есть к Феликсу?
— Какие тут, — говорю, — вопросы?
— Ну тогда, — говорит Иваныч, — ты, Феликс, иди.
Туз встает и выходит. Человек, объявленный во всесоюзный розыск, встает и выходит... Делает нам рукой: чао.
— Ты, Женя, — говорит Иваныч, — сильно в голову не бери. Там такой розыск, что вроде как и не розыск... так, по неуплате алиментов. Да и вообще, его Калининский район объявлял, пусть у них голова и болит. А у нас зато есть нормальный источник.
Занавес!
Вот так мне открывалось агентурное закулисье, или, если хотите, — Зазеркалье. В нем постоянно наблюдались совершенно шизофренические явления, кривлялись какие-то страшные рожи и уже было непонятно: собака вертит хвостом или хвост собакой?
Так или иначе, но, находясь внутри системы, ты обязан жить по правилам системы, иначе она неминуемо тебя отторгнет. И за «диссидентство» свое придется тебе платить... И здесь возникает очередной парадокс: ты начинаешь ненавидеть дело, которому служишь. При всей очевидной любви к нему.
...Впрочем, я отвлекся. Мы говорим об агентурной работе. Об этой загадочной, полной тайн агентурной работе.
...Продолжаю знакомиться с агентами. Раскрываю личное дело: на нас смотрит приятное, интеллигентное лицо. Агент Галка... Так, чем же знаменита эта дама? «...Постоянно посещает притоны...» Вот те раз! Вот тебе и лицо интеллигентное. В ее рабочем деле пара толковых, собственноручно написанных сообщений. Нормальный почерк, все знаки препинания на месте... мне уже вообще ничего не понятно. Обычно наши клиенты двух слов без мата связать не могут, а про знаки препинания понятие имеют самое смутное. Тем интереснее становится мне агентесса Галка с интеллигентным лицом.
Звоню, представляюсь. И слышу в ответ:
— Надоели вы мне, идиоты.
И трубку бросила. Э-э, нет, думаю, подруга, так не пойдет. Вот она — подписочка-то о сотрудничестве. Набираю номер снова. На этот раз мне отвечают совсем уж неинтеллигентно. Грубо и цинично.
Да что за черт, думаю, и звоню Гене Храброву — тому самому оперу, который курировал Матильду, Туза и Галку до меня. Скис чего-то Гена, когда я свой вопрос задал, смешался.
— Не телефонный, — говорит, — разговор. Лучше давай-ка я к тебе лично подъеду после семи. Посидим потолкуем, по сто граммов хлопнем. А этой стерве пока не звони.
— Ладно, приезжай, — отвечаю. Потом я весь день крутился и про этот инцидент вспоминать мне было некогда. В восьмом часу является Храбров. С бутылкой, закуской и весьма бодрый с виду. Но, чувствую, что-то его грызет. Бодрость его, скорее, напускная... Выпили мы, посидели, потрепались ни о чем, еще выпили. Ну потом я и спрашиваю:
— Так что же это за борзушная агентесса такая, Гена?
— Это, — отвечает Храбров, скривившись, — моя теща, чтоб ей ногу сломать.
Я чуть маринованным болгарским огурчиком не подавился, смотрю на Гену с изумлением. Многое уже понял я про наше агентурное закулисье, но с вербовкой тещи еще не сталкивался.
— Как же так? — спрашиваю, когда с огурцом все же справился.
— Как-как? План, Женя, план... Проверяющего из управления ждали. Нужна была вербовка позарез, понимаешь? А у меня с тещей отношения тогда были тип-топ. Поговорил с ней, она: да нет вопросов... как для родного зятя хорошее дело не сделать?
Гена плеснул себе водки, выпил залпом и продолжил:
— А потом отношения испортились. Так теперь эта старая сука меня совсем заклевала: вот напишу в прокуратуру, вот напишу председателю КГБ! Тебя, дурака, с работы выгонят, погоны снимут...