Думаю, что именно этот момент и стал переломным в моей биографии. Наши «васильковые» полки стали основой для частей НКВД в свое время, а после смерти Сталина части госбезопасности считались преданными опальному Берии и поэтому на госбезопасность при Хрущеве пошли гонения. Так вышло, что после войны особое внимание мы уделяли не чему-либо, а именно КВЖД, области Порт-Артура и Дальнего, так как именно они и были желанной мечтой наших предков. Все основные ресурсы, которыми располагали наши семьи, были брошены на укрепление и усиление именно Порт-Артура и Дальнего, как единственных незамерзающих портов нашей Родины. Поэтому разгромить нас экономически, с точки зрения Хрущева и его банды местечковых хохлов, было проще обычного. В 1954 году Никита Хрущев в беседе намеренно оскорбил китайского руководителя Мао Цзэдуна, тот не на шутку обиделся, слово за слово, и наш кукурузник сказал, что не готов поддерживать деньгами и ресурсами китайскую нищету и что ради того, чтобы не иметь дела с китайцами, он выводит наши войска из Порт-Артура и Дальнего. Мне был отдан приказ подготовить наши заводы, военные городки и население к срочной эвакуации и…
Я отказался. Сказал, что все мои предки строили эту КВЖД, чтобы возить наши товары к теплому морю, что, сколько я себя помню — все, что со мной случилось, было следствием нашего поражения в Русско-японской войне и нашего отступления из Порт-Артура. Я обещал на клинке, что вернусь сюда, в этот русский город, я помню рассказы, как по приказу дурака и подлеца наместника Алексеева расстреливали русских офицеров, когда те отказывались уходить отсюда, из Южной Маньчжурии, и я не могу отсюда уйти, потому что это все — мои предки, хоть они мне не родня по крови. Стар я для таких дел — вот что. Хрущевы придут и уйдут, а Россия останется. Много их было таких: Богдан Хмельницкий, который то служил русскому царю, то польскому королю, то султану; гетман Мазепа, атаман Петлюра, недавний Бандера. Для хохлов естественное состояние души — предавать и отдавать чужим не ими нажитое. И так далее. За все эти слова я был снят с моего поста, взят под арест и находился под следствием вплоть до конца 1955-го.
Меня часто спрашивали, какая именно муха меня тогда укусила, но на этот вопрос я не могу дать ответ. Наверно, все сразу в эти дни на меня навалилось. Видите ли, у меня тогда было состояние человека, который сидит перед разверстою пропастью, и сзади огонь, который к тебе подбирается, и кроме пропасти шагнуть ему некуда. Собственно дело было уже не в Хрущеве и не в том, что он сделал, а в том, как пошли события после смерти товарища Сталина — и в Китае, и у нас.
Сама суть нашей Власти предполагала, что люди хотели сделать как лучше и при Сталине отвернуть от своего пути, в чем-либо смалодушничать было сложно, а чаще и вовсе невозможно. В общем, так вышло, что в момент смерти Сталина вокруг него остались не те, кто чего-либо добивался, а приспособленцы и прочие хитрованы политики. К примеру, возьмем Кагановича. Мой руководитель по наркомату путей сообщения попал в немилость потому, что не захотел понимать нужд страны и задумок товарища Сталина. Я сам был в группе, которая разрабатывала «план Кагановича» по переносу старых наших заводов и фабрик в глубь страны — за Урал и в нашу Сибирь. План был хороший и во всем замечательный. Однако по итогам войны вся западная часть страны была немцем разбита, наши города были разорены, а заводы разрушены. На той же Украине, откуда мы должны были забирать предприятия по «плану Кагановича» просто потому, что на том же Донбассе возможности для их промышленного роста были уже ограничены, по причинам гибели всего производства работать было попросту негде и в значительной степени — некому. Мало того, большинство хохлов, по нашим сведениям, предали в ходе войны нашу страну, работали на фашистов и массово вступали в их армию. В том же Бабьем яру евреев расстреливали вовсе не немцы, а свои же — украинские полицаи. Теперь население за эти пакости страшилось ответных мер от правительства, очень многие скрывались от наших войск, а на Западной Украине вовсю процветали бандеровцы. Товарищ Сталин, обрисовывая эту ситуацию, сделал вывод: для того чтобы не бередить старые раны, украинское население, пусть и нелояльное, по сути, к России, надо чем-то занять. Надо вернуть на Украину вывезенные нами заводы, чтобы население могло на них работать и возрождать свои города. Надо занять людей полезным трудом на благо всего народа, и тогда проявившиеся в годы войны проблемы в отношениях украинцев и русских отойдут на второй план, а потом, может быть, и совершенно залечатся — как стерлись из памяти у тех же хохлов годы, когда они воевали против советской власти на стороне Махно и Петлюры. Мы только что победили в самой страшной войне в истории человечества, и сейчас не время шашкой махать. Мне этот подход был понятен, и я весьма изумился, когда узнал, что наш руководитель вдруг в бутылку полез, мол, мы уже на цифрах доказывали, что возрождение и развертывание крупнотоннажного производства на Украине не выгодно, с точки зрения экономической. Когда товарищ Сталин такие слова услыхал, он аж вскинулся и закричал, что Лазарь Моисеевич ненавидит хохлов и хорошо все время это скрывал, а любит он только деньги и цифры, а речь не о деньгах, а о людях, которым надо дать жилье, работу и заработок, и поэтому Лазарь Моисеевич засунет сейчас все свои умные расчеты себе в задницу и первым побежит исполнять возвращение заводов на Украину, ибо все эти «еврейские экономические кунштюки сейчас не ко времени». Каганович на это Сталину отвечал, что возвращение заводов на Украину приведет в итоге к росту транспортных издержек и банкротству наркомата путей сообщения, а товарищ Сталин в ответ на это разогнал вообще наш наркомат и создал на его месте Министерство, а самого Лазаря Моисеевича прогнал куда макар телят не гонял.