Здесь надо сказать, что Хейфец не ошибался, поскольку я действительно готовился к защите диплома в Институте Связи по теме «Стереофонический УНЧ высшего класса», два экземпляра которого уже были полностью готовы и даже прошли аттестационные испытания в ленинградском институте радиоприёма и акустики им. Попова (ИРПА), где получили наивысшую оценку.
— Да, и ещё чуть не забыл! — вдруг добавил Хейфец — Завтра ты вылетаешь в Новосибирск, командировку я тебе уже оформил. Там на радиозаводе разработали и изготовили опытную партию новейшего магнитофона — четырехдорожечного, с автореверсом, но, правда, монофонического. «Мелодия» называется. Получишь пять штук и ещё несколько комплектов в разобранном виде и сразу же займёшься их доработкой до стереофонических.
— Но я никогда не занимался магнитофонами! — не унимался я.
— Все мы когда-нибудь начинали заниматься чем-то новым, — философски заметил Хейфец.
— И потом, — добавил он — Не надо представлять себя шишкой на ровном месте. Я действительно предлагаю тебе очень ответственное и очень интересное дело, заниматься которым ты будешь, разумеется, не один. Алексей Алексеевич (он кивнул в сторону Травина) один, без вас троих разберётся с «Темпом-4», там практически нечего делать, а оставшаяся троица с завтрашнего дня полностью переключается на работу над комбайном. Кроме того, все ваши эскизные и опытно-макетные работы будут вне очереди выполняться нашей макетной мастерской и всеми заводскими цехами — об этом я уже договорился с Глаголевым.
Так родилась идея создания самого современного теле-радио-комбайна, получившего название «Темп-5», а спустя полгода два экземпляра в макетном исполнении уже были полностью готовы, и мы приступили к их «доводке», отладке и комплексным испытаниям, на что нашей команде отводился ровно месяц. Оставшееся время должно было быть использовано для изготовления выставочных образцов, их регулировке и подготовке к отправке в Брюссель. Одновременно началась бумажная волокита с МИДом и КГБ по оформлению трёх наших специалистов для работы на выставке в качестве стендистов. В их число попал и я.
Исходя из того, что «…человека встречают по одёжке…» Хейфец лично вместе с художником Дивовым переключился на изготовление футляров для выставочных образцов. В столярном цехе завода срочно отгородили глухой загородкой специальное помещение, где два лучших столяра и краснодеревщик создавали два «мебельных» шедевра, один из которых фанеровался тёмным орехом, а другой — особо красочным сортом карельской берёзы. Чтобы на уникальные экспонаты, не дай Бог, не попала соринка или пылинка, к закутку подвели отдельную систему вытяжной вентиляции, а все «грубые» работы разрешалось производить только вне отгороженного участка.
Когда футляры были полностью готовы, отполированы до зеркального блеска, их с величайшими предосторожностями перенесли в специально освобожденное цеховое помещение, где спецбригада монтажников осуществила полный монтаж «внутренностей» и было произведено пробное включение.
Я к этому времени, пользуясь своими связями, выклянчил в Торговой Палате для такого важного дела три американские демонстрационные стереогрампластинки с наиболее выразительными и впечатляющими стереоэффектами: звуковой картиной приближающегося, проносящегося мимо станции и удаляющегося скоростного поезда, марширующего вдоль плаца строя военных, прибытия и отбытия состава метро, игрой в пинг-понг с попеременными ударами шарика слева и справа от сетки и т. п. На одной из пластинок был записан концерт симфонической музыки в исполнении большого филадельфийского оркестра, а на третьей — джазовый концерт Луи Армстронга в стереофонической записи.
При воспроизведении этих опусов через тридцативаттный УНЧ и две выносные колонки с пятью громкоговорителями в каждой, которые по желанию прилагались к комбайну в дополнение к собственной встроенной акустике, зрительно-слуховой эффект был просто ошеломляющий. Когда я включал комбайн «на всю катушку», к закрытым дверям нашего цеха в недоумении собирались проходившие мимо люди, не понимая, откуда вдруг посреди завода взялся грохочущий поезд.
Помимо приобретения упомянутых грампластинок, я выкроил целую неделю из своего жёсткого графика, которую провёл в ГДРЗ (Государственный Дом Радиовещания и Звукозаписи), где самолично переслушал не одну сотню новейших стереофонических фонограмм, из которых отобрал и скомпоновал около десятка демонстрационных кассет для нашей стереофонической «Мелодии».