Слуховому аппарату Мариэтта Сергеевна нашла неожиданное применение. Вступая в спор, набрасываясь на противника или просто отчитывая собеседника, она придерживала в запасе неотразимый аргумент. Выкричавшись, бывало, выдергивала из уха штырек аппарата, показывая, что возражений не принимает.
Однажды в Англии к ней не могли достучаться в гостинице. В конце концов выломали дверь, не сомневаясь, что обнаружат покойницу. И остолбенели, увидев, что покойница, не обращая внимания на страшный грохот, безмятежно моет голову над тазом. Вернувшись в Москву, Мариэтта Сергеевна позвонила Артуру Сергеевичу Тертеряну и срочно потребовала его к себе. Артур Сергеевич застал удрученную путешественницу в зале со многими дверями. Она сидела за столом, обвязав голову чулком, чтобы лучше соображать. Оглядевшись, гость понял, что предстоит разговор наедине, но наедине со всеми. За каждой дверью чувствовалось присутствие взволнованных домочадцев. Мариэтта Сергеевна мужественно сообщила, что в английской гостинице была застигнута врасплох, неподобающе одетой. Значит, и ей как женщине, и стране, которую она представляет, и всей советской литературе нанесено оскорбление. И теперь нужно решить, кому и как потерпевшая сторона должна выразить публичный протест.
Артур Сергеевич потянул время, делая вид, что размышляет, по привычке пожевал одними губами и сказал, что в действиях англичан не видит злого умысла. Напротив, они спешили на помощь и если кого-то поставили в неловкое положение, то лишь самих себя.
Волнение за дверями улеглось. Оказалось, что на честь литературы, страны и вечной женственности никто не покушался.
На съезде я ухватил такой разговор:
— Вчера у нас на секции выступала Мариэтта Шагинян. Учила, как нужно писать. Только она была уверена, что учит публицистов, а мы детские писатели.
— Ну и сказали бы ей, что заблудилась.
— Так не слышит ничего. Или не хочет слышать.
Значит, выдернула штырек из уха, как шашку из ножен, — и на трибуну!
Из Аргентины — на Филиппины
В середине 70-х годов, падких до регулярных празднеств, Ленинская библиотека отмечала какой-то из своих бесчисленных юбилеев. Это могла быть круглая годовщина образования Румянцевского музея или перемещения его в Москву, открытия в Москве Румянцевской публичной библиотеки или превращения ее во Всероссийскую, присвоения ей имени Ленина или награждения ее орденом Ленина.
Два последних события увековечены, кстати, в бесхитростно зарифмованном стишке, который до сих пор красуется над входом в мрачное здание на углу Моховой и Воздвиженки:
Государственная
ордена Ленина
библиотека
имени Ленина.
К юбилею я взялся записать, что говорят сами библиотекари о своей библиотеке — в недрах книгохранилища и на выдаче, в отделе рукописей и в редких книгах, в комплектовании отечественном и зарубежном, в обслуживании и в парадных кабинетах… Материалу набралось на целую полосу. Но в последний момент выяснилось, что этого мало.
— Нужно срочно, — передали мне от дежурного редактора, — подготовить писательское выступление.
— Пусть напишет Мариэтта Шагинян, — подсказал опекавший меня Костя Черный. — Она хотя бы знает, что Библиотека имени Ленина — это не только станция метро.
Мариэттой Шагинян заведовал в редакции Константин Багратович Серебряков, и я кинулся к нему.
— Три-четыре страницы? — переспросил он. — За субботу-воскресенье? Исключено. У Мариэтты Сергеевны на выходные совсем другие планы.
Звоню Леониду Мартынову. Он предлагает перепечатать его старое стихотворение о Ленинской библиотеке. Но мы газета, напоминают мне, а не богадельня.
Лихорадочно перебираю в уме возможных авторов. Павла Антокольского я уже просил написать о Пушкине.
— Записывайте! — прокричал он в трубку и стал перечислять журналы, в которых выходили его пушкинские статьи. — Возьмите все это и сделайте компот! Я подпишу.
С тех пор от компота я стал отказываться даже в столовой.
— Может быть, Фазиль Искандер? — спрашиваю у коллег.
— Бесполезно, — предупреждают меня. — У нас лежит рецензия на его книжку, и неизвестно, будет ли она вообще напечатана. А он обязательно скажет: “Сначала рецензия, а потом все остальное”.
— Быть не может, — говорю и набираю номер Искандера.