Говорили еще об интервью Чаковского какой-то итальянской газете с восторгами по поводу Андропова. Мобилизовывались все ресурсы, чтобы добиться аудиенции у нового хозяина и заручиться его поддержкой. Но это по минимуму. Вообще же Чаковский был не прочь предложить Андропову программу щадящих перемен, явиться в его глазах то ли старым Сперанским, то ли новым Сусловым. Даром, что ли, в редакции срочно сочиняли для этой аудиенции подручные материалы, вплоть до хлесткой экономической доктрины?
И я хорошо представлял себе, как он, полный надежд, храбро входит в клетку генсека, чтобы соблазнить его очередным призраком социализма с человеческим лицом.
Что было дальше, впрямую не говорилось, но вычислялось без труда. На ближайшей планерке Чак был собран и деловит.
— Проверка — спокойно? — начал он по обыкновению.
В вышедшем номере не заверстали в некролог фотографию живого человека, не перенесли место рождения Лермонтова из Москвы в Тарханы, не обозвали Леонида Зорина Валентином… Значит, спокойно.
— Письма? — продолжает главный редактор.
Роза Баруздина, сменившая в отделе писем Румера, начинает обзор:
— За эту неделю мы получили столько-то тысяч писем…
— Минуточку, — прерывает ее Чаковский. — Я хочу, чтобы все мы твердо усвоили: партия оставляет за писателем право на стилистическое своеобразие, но там, где речь касается идеологии, мы никому не позволим отступать ни на йоту… Продолжайте, Роза Михайловна.
— Больше всего откликов поступило на такие-то статьи, — продолжает она.
— Прошу прощения, — опять вклинивается Чаковский. — Запомните раз и навсегда: нам не нужна критика ради критики. Если журналист обращает внимание на недостатки в работе, он должен тут же показать, как их исправить… Пожалуйста, Роза Михайловна.
— Читатели, — успевает сказать она, — предлагают то-то и то-то.
И снова Чаковский не выдерживает:
— Имейте в виду, — вколачивает он слово за словом. — Хотя нельзя все сводить к дисциплине, начинать надо именно с нее.
Было очевидно, что перед активом газеты главный редактор разыграл роль своего безапелляционного собеседника.
Итак, автор политических романов надеялся смягчить нрав инициатора политических процессов, но вынужден был выслушать набор отрывистых команд. Только и всего.
Через несколько дней на новогоднем вечере Юрий Рост уговорил Александра Борисовича сесть за пианино и подобрать простенькую одесскую мелодию. А сам под этот аккомпанемент спел на пару с Александром Аграновичем куплеты собственного сочинения. Кончались они так:
Редактор главный Александр Борисыч
Куда ходил, не скажем никому.
Что он там видел и что там слышал,
Едва ль ему известно самому.
По инерции доиграв до точки, герой куплета выскользнул из-за пианино и нырнул в дверь.
Дятел на трибуне
На писательских съездах в Кремле и Брежнев с компанией, и Горбачев отсиживали только первое заседание, на котором зачитывался отчетный доклад. Никаких неожиданностей в эти протокольные часы не бывало, и можно было с умным видом мечтать о коктейле из водки, футбола и женщин и даже спать, но с открытыми глазами. И на последнем кремлевском съезде в июне 1986 года все началось как обычно: для порядка избрали почетный президиум в нечетном составе, членам рабочего президиума предложили занять места в калашном ряду. Ритуальными аплодисментами делегаты напутствовали начальника писательского департамента Георгия Мокеевича Маркова, спустившегося на трибуну для оглашения сводного отчета. Настало время расстегнуть ремни, устроиться поудобнее в креслах и отключиться часа на два. А чепок уже нависал неумолимо.
Марков продержался на трибуне минут десять, размеренно, через паузу, зачитывая фразу за фразой из пухлой папки. Но, дочитав очередной пассаж, помолчал чуть больше обычного и зачем-то начал его сначала, затем еще раз с середины и наконец, как дятел, — тук-тук-тук — несколько раз повторил последнее слово.
Погруженные в полудрему слушатели еще не успели толком сообразить, что это значит, как тренированные крепыши выскочили из первых рядов и отсекли зал от президиума, как бы взяв его под защиту. В то же мгновение сам Марков оказался в плотном кольце спасателей. Мощная трибуна с гербом СССР мешала разглядеть, жив ли он и что с ним делают. Короткая пауза — и докладчика всей артелью поволокли поперек зала к выходу. Растерянно проводив глазами суетливую процессию, все уставились на Горбачева: что делать? Энергичным жестом он приказал продолжать чтение. Бывший фронтовой разведчик Владимир Карпов подхватил выпавший из рук шефа доклад и, путаясь, сбиваясь и оговариваясь, стал его дожевывать.