Тем, кто видел, как выносили заложников из театрального центра на Дубровке, легко представить себе ту жуть, что творилась на Красной площади в разгар лета 1971 года. О чем, кстати, ни словом не обмолвились ни газеты, ни радио, ни телевидение.
Пупкин по фамилии Довлатов
“Кроме “Литературки”, есть еще и литература!” — выкрикивал язвительный Виктор Шкловский. Для порядка ему можно было возразить, что литература присутствует и в “Литературке”, больше того — в каждом номере. Тут бы он снисходительно улыбнулся и бормотнул: “Есть литература — и литература”.
Из шестнадцати полос “Литгазеты” на собственно литературу — стихи и прозу отечественных авторов — отводилась строго одна полоса. За год вроде не так уж и мало. Но год еще и не начинался, как все эти угодья были четко распределены. По сути, публикация в “Литгазете” служила противовесом банальному некрологу. Некролог оповещал, что чья-то карьера рухнула безвозвратно. А стихотворная подборка или прозаический отрывок надежнее медицинской карты свидетельствовали, что автор живее всех живых, что кресло под ним не шатается и даже не скрипит.
Александр Твардовский любил вворачивать поговорку: “Тридцать три богатыря, сорок два секретаря”. Богатыри — из пушкинской сказки, секретари — из большого писательского союза на улице Воровского. Был еще и российский союз со своими секретарями — при Твардовском на Софийской набережной, затем на Комсомольском проспекте, и московское отделение — на улице Герцена. Столичное начальство безотказно печаталось в газете по четко согласованному графику. Иначе какое бы это было начальство! Так, одно кисейное недоразумение. Русскоязычных заправил для представительности обязательно разбавляли руководящими кадрами из российских автономий. И не приведи аллах татарином потеснить башкира, и наоборот. Или позабыть про мордвина с марийцем. В краях и областях гнездились свои писательские организации и свои литературные главари — тоже не без претензий на всесоюзную публичность. И если они вели осаду не сами по себе, а через секретарей обкомов, отвертеться не получалось. Да и газете больше подходило делать вид, что она не просто обслуживает верхи, а, так сказать, панорамирует литературный процесс.
Постойте, а ведь наравне с россиянами на газетную площадь претендовали еще и литературные боссы из четырнадцати, если память не изменяет, союзных республик. Тут уже речи не было о выборе и отборе. Напечатав грузина, для баланса надо было тотчас печатать армянина и, не откладывая, азербайджанца. Короче, каждый раз вытаскивать всю цепочку целиком. И так из года в год.
Но, кроме неотразимых писателей по должности, по национальности и географии, наседали еще и писатели по случаю: всякие там герои, лауреаты, юбиляры, долгожители… А вечные ветераны? А любезные царедворцы? А позвоночники?.. Этих присылали те, которых красит кресло. А нужники — готовые на любой заказ?
Заведовал отделом публикаций Георгий Гулиа — единственный человек в редакции, который говорил Чаковскому “ты” и называл его по имени. На планерках он подсаживался к главному со стороны сердца и клокотал от полноты чувств.
— Саша! — говорил он. — По-моему, ты превзошел самого себя.
Однажды я заглянул к Георгию Дмитриевичу, когда он по-свойски разбирался с известным поэтом.
— Слушай! Что ты опять принес? — с крайним недоумением вскидывался хозяин кабинета, веером развернув стопку машинописных листов. — Слетай в Сибирь и привези два стихотворения! Про солнечную Тюмень! И ничего больше!
Обремененный творческим заданием, поэт поспешил прямиком в бухгалтерию — за командировочными.
Изредка, от случая к случаю, правила игры допускали на газетные страницы кого-нибудь из былых шестидесятнических кумиров, или иных прочно устоявшихся в общем мнении авторов, или набиравших силу выдвиженцев. А их подпирала необозримая рать — тысяч десять рядовых членов Союза писателей. У каждого не меньше двух собственных книжек, серьезные поручители, что он действительно является, не подведет, продолжит и приумножит. Каждый, прежде чем его обилетили, был допрошен с пристрастием, проверен на вшивость, приведен к присяге. Но всем этим тысячам сертифицированных профессионалов в “Литературке” ничего не светит. Полоса, братцы, не резиновая. И братцы давно смирились, сидят по своим углам, не рыпаются.