Мне тоже, в первый раз в жизни, захотелось выговориться, выбросить угли не до конца перегоревших эмоций. Услышать слова сочувствия, одобрения и поддержки.
Он слушал внимательно, не перебивая и не переспрашивая, и в глазах его светилось такое спокойствие и мудрость, что я усомнился в его возрасте. Настолько разительна была перемена, произошедшая в этом парне. Насколько он был моложе, рассказывая о близком для него, настолько же он был старше, слушая меня.
Я ему рассказал о том, как рос у приемных родителей, не зная, что они не родные. О своих увлечениях, победах и поражениях. Про Веру. Про не пришедшую до сих пор настоящую любовь, и не совсем ясную надежду на будущее.
И о своем страхе несостоятельности, об отсутствии вариантов, верю я, или нет, в рассказанное Демиургом, - путь назад уже закрыт. Все изменилось вокруг. Я изменился.
На что, совет был прост:
- Боишься, - не делай. Делаешь, - не бойся! - и Всеслав запел: - Ойся, ты ойся, ничего не бойся. Я пойду с тобою, ты не беспокойся! - и сделал проходку, как в лезгинке.
- Это я так, к слову! Ты должен знать свои корни, - он снова присел рядом. - Бабушка моя с Кубани, а у отца, деды и прадеды русский Север обживали. Поморье да Заонежье. Казацкая ниточка с Кубани еще дальше тянется - на Яик. Наши предки туда с атаманом Василием Гугней пришли. А до того, яицкие казаки при Тамерлане личной гвардией состояли. В общем, там круто замешано. У матери же твоей корни, с одной стороны кельтские, а с другой, тоже казацкие, - из запорожцев и дунайцев но, последние впрочем, сами бывшие кубанцы. Так, нам ли бояться покорять миры? Казаку, только бабу свою бояться не зазорно!
И он снова запел:
- Ойся, ты ойся, ничего не бойся...
А затем продекламировал:
«Боюсь, что буду я бояться, боюсь покинуть я тропу, Боюсь упасть и не подняться, боюсь, что что-то не смогу... Но не боюсь лежать и думать, о том, что я всего боюсь!»
- Прикольно! А это, кто написал?
- Я...
- Пишешь стихи?
- Нет. Баловался раньше. А теперь муза меня покинула.
- Мать?
- Нет. Просто Муза. Диана стихи не любит. Даже про любовь. Она, вся такая целеустремленная, а стихи - для неудачников, которые вместо денег, производят на свет сопливые рифмы. Она напрямую об этом мне не говорила, но, не раз давала понять намеками, чтобы ненароком не обидеть.
- И ты бросил писать только потому, что ей это не нравилось?
- Нет. В один из дней я вдруг вспомнил, что давно ничего не писал. Попробовал. Ничего не написалось, и самое печальное, - уже и не хотелось. Не хотелось, чтобы написалось. И я перестал даже думать об этом. Вот, как-то так...
- Жаль, наверное, могло что-нибудь получиться.
- Нет, не жаль! Могло или нет, неизвестно. А так, все время, которое я потратил бы на стихи, я потратил на доработку «Мира». О чем, совершенно не жалею, не смотря на то, сколько проблем он принес и еще принесет! А знаешь, налей-ка мне чайку! - он протянул чашку. - А то за разговорами, мы о нем совсем забыли!
В тишине допили обжигающий ароматный напиток.
- Скажи мне, тебя называют Создателем, Творцом, - начал я. Мне было интересно, что он сам думает по этому поводу.
Он промолчал, ожидая продолжения.
- Говорят, что ты ушел. Решил передохнуть перед тем, как создавать следующий мир...
- Все намного прозаичнее! Я не ушел, - меня ушли! И у творцов, есть могущественные недоброжелатели, - он улыбнулся. - А насчет новых миров, - мало ли? Вдруг, захочется чего-то новенького? Все может быть! Но с полной уверенностью могу сказать тебе одно - пока «Мир» в опасности, ничего такого, творить я не буду! По крайней мере, нового!
Он искренне рассмеялся.
- Как это - знать, что есть целый мир, который без тебя не появился бы на свет, что он развивается, осознает себя?
- Я не смог быть рядом с тобой, когда ты делал первые шаги, начал разговаривать, читать, пошел в школу... Но, думаю - все точно так же, - он снова улыбнулся. - Блин! Да я себя ощущаю столетним дедом! Никак не осознаю, как так может быть? Ты мой ребенок, и «Мир» - мой ребенок. А я сам еще не вырос! Как я могу к вам относиться? Я вас, просто люблю, и никому в обиду не дам! Никому! Ну, что? Вместе? - он протянул мне ладонь.
- Вместе! - я подал ему свою руку, в которой лежал перстень с семилучевой звездой.
- Что это? - Всеслав осторожно двумя пальцами взял артефакт и покрутил перед глазами, рассматривая. Тот радостно заискрился короткими лучами, обволакивая его руку всеми цветами радуги. - Ого! Ничего себе!
- Он тебя признал! - удовлетворенно констатировал я, вспоминая слова Аксиньи. - Это тебе подарок от одной загадочной ведуньи! А зачем? При встрече, думаю, расскажет.