В балконную дверь кто-то поскребся.
Бли-ин! И их саламандр…
Елы – палы! Шштелльсси! Забыл про нее совсем! И не один-то я, ё! Не кормлена животина уже неизвестно сколько. Не подохла бы, не дай боги!
Пришлось на быструю руку сварганить саламандре перекус. Сугубо из того, что оказалось в холодильнике. Суп ей вряд ли понравится. Сделал салат из огурцов и помидоров без майонеза и соли, - ей вредно. Отварной, можно сказать, почти диетический картофель и отпущенная в микроволновке капуста.
Да. Еще – один жаренный до хрустящей корочки окорочок. Всего их было пять, и я решил приготовить их все, на всякий случай. Для особо оголодавших. Всеслав и Ксюша надолго у главдемона не задержатся, я надеюсь! Ну а, если их не будет еще пару часов, пойду выручать. С помощью отцовых друзей, или без.
Шштелльсси умяла еду в пять секунд, мясо – поглядывая на меня, с особой благодарностью.
Саламандра поела, попила, и пошла вразвалочку в зал, к столу, где продолжал работать не выключенный Всеславом компьютер. Подождала, пока я выйду из кухни, и обернулась. Взглянула на меня выжидающе. Я непонимающе пожал плечами.
Она привстала и, положив лапы на кресло перед столом, вновь бросила на меня красноречивый взгляд, показательно уставившись в черный экран монитора.
- Кссенишшаль сказала, ты умеешь говорить? – обратился я к ней, понимая только то, что саламандра хочет донести до меня какую-то информацию. – Так скажи! Или тебе действительно лень?
Шштелльсси молча посмотрела на меня с непонятной грустью.
- А я, знаешь ли, мысли читать не умею! – поставил я ее в известность, слегка раздражаясь. Всякие там питомцы, - кошки, собаки, саламандры, - это все не мое. Не находим мы с ними общий язык. Наверное, виноват в этом я, не отрицаю. Ну, не люблю я животных настолько, чтобы еще и понимать их. Своих вопросов, выше маковки! А тут голову ломай, - может ей надо это, а может, и не то совсем! – Знаешь что, дорогая! Ты или говори в чем проблема, или иди на балкон! И не морочь мне голову!
Шштелльсси молча застыла у компьютера, вопросительно на меня поглядывая. Только морду еще больше вытянула к монитору, пару раз подпрыгнула к нему и застыла. Я подошел, тронул рукой мышь, от чего на черном экране проявилась картинка. Там Пончик по-прежнему, дергано но, в то же время, экономя движения, отмахивался от псов.
- Ну! Что дальше? – досадливо поинтересовался я у саламандры. – Чего тебе надо? Я не понимаю!
Шштелльсси посмотрела с печальной безысходностью мне прямо в глаза, вздохнула и негромко прошипела:
- Шшмотри шшквозссь мой даарр, Ааштони!
Я опешил. Ксюшина немая саламандра заговорила! Почти на чистом русском языке. Ладно, хозяйка, - схватывает все на лету. Но ее пет! Тоже обучился вместе с ней?!
Пока я задавал себе дурацкие вопросы, одна лапа Шштелльсси, та, что касалась кресла, приобрела сероватый неживой цвет карьерного гранита и окаменела. Она окаменела! От чего это произошло я, баран, понял не сразу. А потому, снова задал тупой вопрос:
- Ты, все-таки, разговариваешь!?
Саламандра с сожалением качнулась из стороны в сторону, ее движения сильно ограничивала окаменевшая лапа, и не ответила.
- Сквозь дар… Сквозь дар, - попробовал я понять, о чем она мне говорит. Но ничего дельного в голову не пришло. – Как?! Я не понимаю!
Шштелльсси качнулась еще раз и застыла.
- Шшатнь неффидимм и шшмотри в мирр в оххне! – вторая ее передняя лапа посерела. – Идди! Тффой брат жшшдеет!
Ее хвост превратился в камень.
Я напрягаясь изо всех сил, попытался последовать ее совету, но у меня ничего не получилось.
- Чшшееррт попберри! – прошипела она, теряя гибкость правой задней лапы и заваливаясь на бок. При этом почти с ненавистью посмотрев мне в глаза. – Шшмотри и ддейштфуй, перефертышш, шштопы ммоя шшмерть не шштала напрашшной!
Она, последним неимоверным усилием ткнулась своей каменной мордой мне в бедро. И замолчала, окаменев полностью, застывая уроненной анималистической статуей у кресла с работающим на столе компьютером.
- Шштелльсси! Шштелльсси! – я склонился над ней, кляня свою тупость и обхватывая саламандру руками. – Шштелльсси…
Та осталась недвижимой. И такой же, как и раньше, теплой. Может быть, все-таки жива?!
И тут я увидел, как исчезают мои руки, а за ними вслед и все тело. Только в этот раз, я не стал скакать покусанным пчелами орангутангом, пытаясь разглядеть пропадающие конечности.
Предметы в комнате потеряли четкие очертания, а сама она постепенно стала темной, с прямоугольной тенью вместо окна. Солнечный свет пропал полностью, и только саламандра ярко флюоресцировала под дрожащими северным сиянием стенами тоннеля, в которое превратилось изливающееся из монитора свечение.