Даниэль Дакар
Бакалавр
— Что, и Атлантида на вашей памяти?
— Да. И — увы! — на моей совести.
Кошки знают больше, чем мы думаем,
и думают больше, чем мы знаем.
Памяти моего отца, Александра Баранчука, не успевшего прочитать эту книгу.
Автор выражает благодарность:
Катерине Ремингтон за истинный талант сплетать свои слова, слушать и слышать чужие, и готовность выступать в роли бета-листера.
Александру Залищуку за любезное разрешение использовать в тексте его стихи.
Николаю Дешко за своевременное просвещение автора по вопросам, в которых автор слабо разбирается, и ироничную критику, не переходящую в наезд на дилетанта.
Глава 1
— Её похитили.
— А почему не убили?
— Потому что я не люблю крайних мер. Но если Дезире убили, я устрою этой чёртовой планете… Атлантиду.
Грохнуло так, словно над крышей небольшого дома, вросшего в едва возвышающуюся над морем скалу, разорвался фугас. Какая уж тут звукоизоляция, о чём вы… Секунда оглушительной тишины кокетливо — как игривая кошка лапой — ударила по насторожившимся ушам. А потом ослепительная многорогая молния на секунду соединила клубящиеся чёрные тучи с беснующейся чёрной водой, поднявшаяся, казалось, до неба волна врезалась в прозрачную стену дома — и гром ударил снова.
Человеку, незнакомому с погодной кухней экваториальной зоны Атлантиды, треугольная гостиная показалась бы странной. Но таких — незнакомых — было крайне мало. Да и то: первый же год (и даже месяц) пребывания в кампусе Нильсборского Универа даже обслуживающий персонал отучал видеть странное в чём-либо. Что же касается студентов и преподавателей… а у хозяйки дома за плечами были три года бакалавриата… Ну, эта публика сама по себе была настолько странной, что треугольный дом числился по разряду не обыденностей даже, а так, архитектурной замшелости.
Три угла дома, сориентированные по розе ветров, позволяли рассекать воздушные потоки, и строеньице, при всей кажущейся хрупкости, успешно противостояло капризным стихиям. Разумеется, не стоило забывать и о том, что единственный наземный этаж надежно опирался на два подземных. И как бы ни колдовала злая ведьма Востока, унести этот домик не мог ни один ураган.
Женщина, стоящая возле пары вазонов с комнатными деревьями, почти беззвучно выругалась. Потом отступила на шаг от потоков воды, струящихся по стеклу, и вернулась к прерванному громом разговору:
— Да всё я понимаю, Шерман. Своим ребятишкам ты платишь за доставку, а не за самоубийство…. Вот что… приготовь для меня ужин на свой вкус, я заберу сама. А, может, там же и съем. Что? Не слышу тебя! Помехи! До встречи!
Ухмыльнувшись своему отражению (двойному из-за острого угла схождения стенных панелей), женщина сбросила в коммуникаторе сеанс связи и отправилась одеваться. Гостей Лана Дитц не ждала, нежданных принимать не собиралась, а потому и необходимости в одежде — дома — не видела. Но теперь ей предстоял выход на люди, а, стало быть, одеться всё-таки придется.
Правда, особых — и не особых тоже — изысков не будет. В такую погоду, да ещё для выбранного средства передвижения, сгодятся только облегающие спортивные шорты и такой же топ, едва прикрывающий грудь. Ну, добавим очки с водооталкивающими стеклами. А вот ботинки придется надеть серьёзные. И доску взять самую тяжёлую из всех шести, имеющихся в наличии. И заплетенные в очень короткую косу волосы присыпать «водопадом», чтобы не намокли: в такую погоду никакой головной убор или капюшон не спасет.
Пять минут спустя она уже поднялась на крышу, на ходу поправляя широкий пояс, игравший, помимо балластной, функцию пульта управления гравидоской.
Среди студентов Нильсбора высшим шиком считалось контролировать капризное средство передвижения без дополнительной электроники, исключительно собственной ловкостью и чувством равновесия. И Лана, как правило, действовала именно так. Отличная тренировка и без того незаурядного вестибулярного аппарата, чистое удовольствие от власти над телом и несущей его доской… Да и о репутации забывать не стоит.
Сегодня, однако, она не собиралась рисковать. Ибо хороший ужин — и возможность до него дожить! — с детства ценила куда выше, чем гипотетическую возможность утереть нос кому бы то ни было.
Кроме того, следовало принимать во внимание то, куда она отправляется. Сейчас, за пару недель до начала семестра, «Бар» наверняка битком набит абитурой. А эта публика, ещё не проникшаяся своеобразным этикетом кампуса, может потребовать некоторого вразумления. Поэтому внутренние, незаметные посторонним, кармашки пояса были набиты мелкой, но от этого не менее смертоносной сталью. Да и широкие кожаные браслеты тоже не были только украшением.
Сплошное двухметровое ограждение крыши довольно успешно защищало от воющего над головой ветра, но это до поры. Куда-либо лететь совершенно не хотелось. Однако в такой вечер, как сегодня, доставить что-то на Правый Мизинец — именно так именовалась скала, на которой стоял дом Ланы — могли разве что сотрудники службы «Пегас». И цену за это запросили бы такую, что хватило бы на тридцать ужинов. Или даже на тридцать пять. Деньги у неё были… чего не было, так это желания лишний раз демонстрировать их наличие. Хватало и дома, который обычно арендовали на троих, и который она втихаря попросту купила, нафаршировала по своему вкусу и жила в нём одна. В общем, лететь придется.
Широкий толстый рант ботинка с характерным щелчком занимает свое место в массивном креплении. Карабин на конце вытяжного троса цепляется за кольцо на поясе. Другой его конец вообще никогда не снимается с леера, идущего от крыши до верхнего края ограждения. Тут главное — вовремя отстегнуться. Антиграв на малый… понизить центр тяжести до выяснения реальной обстановки на открытом воздухе, практически распластаться на доске… выше… ещё… ещё… визг отброшенного троса тонет в свисте ветра… вперёд!
Собственно, всей этой кутерьмы можно было избежать, поселись Лана в Старых Кварталах. Так именовались неровные ряды строений и строеньиц, окружающие стартовые столы космопорта, место которого занял университет.
Когда-то, так давно, что даже и желающие порыться в архивах находились через два раза на третий, близость к экватору играла немалую роль в деле планирования стартовых и посадочных площадок. Разница в силе тяжести и вызываемом ею ускорении свободного падения на полюсах и на экваторе совершенно не замечалась людьми, зато прекрасно ощущалась кораблями. И жалкие — в случае старушки Земли — пять сотых метра в секунду за секунду оборачивались при регулярных массовых полетах недурной экономией на топливе и техническом обслуживании. Также крайне желательным было наличие поблизости моря, а еще лучше океана, готового принять в свои могучие объятия аварийный, падающий корабль.
Но всё течёт, всё проходит. Одно за другим сменились несколько поколений двигательных систем. Маневренность кораблей в атмосфере от стадии «хоть бы мимо поля не промахнуться» усовершенствовалась до «приткнуться с запасом десять метров». Системы космодромного наведения научились загонять на безопасную траекторию любые развалюхи, вне зависимости от их состояния и наличия на борту дееспособного экипажа.
Романтика покорения Космоса ушла в прошлое вместе с отважными покорителями. Их место заняли ушлые, ценящие свое время, деньги и комфорт коммивояжеры. Как-то очень быстро выяснилось, что погодный бардак на экваторе мешает деловым операциям и портит причёски спутницам торговых агентов. Да и логистические схемы оказались не в пользу далеких перевозок грузов по суше, воздуху и морю. Экваториальные космопорты сначала захирели, а потом и вовсе закрылись.