решающее влияние на формирование его характера, и зрелостью и интеллектуальной
любознательностью он далеко превосходил своих кубинских сверстников. В Европе 1850
годов процветал романтизм, а наставник Эмилио Даниэль Коста восхищался ведущими
писателями и художниками своего времени – Робертом Браунингом, Виктором Гюго,
Эженом Делакруа. Пока отец на Кубе отчаянно пытался отсрочить банкротство, юный
Эмилио изучал царство поэзии, живописи и даже философии. Когда после
скоропостижной смерти Косты в 1857 году Амалия отправилась в Испанию забрать своего
мальчика, она нашла там широко образованного молодого человека, умевшего держаться
в свете.
Вернувшись на Кубу, Эмилио начал видеть и понимать то, чего не замечал
восьмилетним мальчиком. Он вырос среди рабов, его родственники были
рабовладельцами, но время, проведенное в Европе, научило Эмилио мыслить
самостоятельно, и теперь он считал, что рабство – это плохо. Кроме того, он лишь сейчас
обнаружил, как много кубинцев уверены, что терпеть испанское владычество над
островом больше нельзя. Эмилио читал исторические труды под руководством ученого
наставника и жил в Европе сразу после волны революций 1848 года, перекроивших
политическую карту. Противопоставление свободы и тирании больше не было для него
пустым словом, он видел, какая борьба идет в его родной земле, и понимал, что Сантьяго
расколот надвое. Одни горожане по-прежнему считали себя «испанцами», поддерживали
рабство и отстаивали совокупные интересы короны, военных и церкви. По другую
сторону были либералы, отстаивавшие права человека, протестовавшие против
испанского деспотизма, придерживавшиеся секулярных ценностей и мечтавшие о
суверенитете Кубы, если не о полной ее независимости. Примирить эти точки зрения
было невозможно.
* * *
Когда Эмилио вернулся из Барселоны, родители записали его в Колегио де Сан-
Хосе – частную среднюю школу, директор которой Франсиско Мартинес Бетанкур был
поэтом, открыто поддерживал идею кубинской независимости и самобытность кубинской
культуры и поощрял в своих учениках умение размышлять над противоречивыми
материями – он даже учредил встречи по воскресеньям, на которых обсуждал со своими
мальчиками происходящее в стране. Эмилио почти каждый вечер проводил время со
своими одноклассниками. Они собирались по двое-трое на углу под газовым уличным
фонарем или более многолюдными компаниями на площади перед собором и негромко
обменивались новостями о последних анти-испанских акциях кубинских патриотов и о
страшных карах, которые, как правило, за ними следовали. По субботам Эмилио с
приятелями приходил к местной цирюльне под названием «Ла Флор дель Сибоней»,
владельцем которой был славный человек, который с важным видом распевал кубинские
баллады и обожал выступать на публике. Юноши развлекались чтением и обсуждением
стихов – с апломбом и серьезностью, с которой мальчики в других местах и в другие
времена говорят о спорте. Казалось, каждый кубинец – поэт или мечтает им стать.
Многие молодые люди, с которыми Эмилио познакомился в Колегио де Сан-Хосе
или в цирюльне «Сибоней», остались друзьями на всю жизнь. Среди них был Пио Росадо,
двумя годами старше Эмилио, высокий тощий юнец с длинным прямым носом и
пронзительным беспокойным взглядом, говорившем о буйном нраве – он и вправду в
любой момент мог вспыхнуть, как порох. «Сплошные нервы», - написал Эмилио о нем в
своих воспоминаниях о тех днях. Росадо подтягивал младших мальчиков по арифметике,
и взрывной характер не сулил ничего хорошего бедным ученикам, осмелившимся ему
перечить. Впоследствии, во время войны за независимость Кубы, Росадо стал командиром
повстанческого отряда и прославился отважными и даже безрассудными боевыми
действиями. Другой друг Эмилио – Хосе Антонио Годой – болтал без умолку и
непрерывно шутил. Он тоже присоединился к армии повстанцев, и когда однажды он
попал в плен к испанцам, то убедил их, будто повстанцы его похитили. Он бросился на
шею командиру и горячо поблагодарил его за «спасение». После войны он стал
профессиональным клоуном.
Их противниками среди горожан были молодые люди, которые отстаивали власть
Мадрида с таким же жаром, с каким Эмилио и его друзья ратовали за ее свержение.