отвечал за продажи. Братья трудились часы напролет, закладывали и перезакладывали
имущество компании – но рома удавалось продать ровно столько, чтобы закупать новые
партии мелассы и платить небольшое жалованье.
В 1884 году Бакарди наняли нового бухгалтера – его звали Анри Шуг, и его
бабушки и дедушки с обоих сторон были французские колонисты на Кубе. Когда Анри
было всего год, его родители переехали обратно во Францию, оставив небольшую
кофейную плантацию недалеко от Сантьяго на попечении дона Факундо, старинного
друга семьи. В юности Анри преуспел и в обучении, и в делах и, закончив образование,
нанялся в компанию по импорту, расположенную в Бордо и имевшую торговые связи с
Кубой. После смерти обоих родителей двадцатилетний Анри в 1882 году отправился на
Кубу, чтобы вступить во владение имуществом. Рассудив, что наладить работу
родительской кофейной плантации – это слишком трудоемко, он продал ее и вложил
вырученные деньги в куриную ферму. Куба очаровала его, и вскоре Анри превратился в
Энрике. Хотя в юности он сломал ногу, упав с велосипеда, и с тех пор хромал, он быстро
выучился ездить верхом и в течение года управлял своей фермой самостоятельно. Братья
Бакарди, познакомившись с ним через отца, были поражены легкостью, с которой этот
утонченный молодой человек преобразился из французского коммерсанта в кубинского
фермера, и он им сразу понравился. Когда в 1883 году Эмилио вернулся из Испании и
занялся семейной компанией, они с братьями предложили Энрике сотрудничество и
поручили ему заниматься финансами фирмы, находившимися в бедственном положении.
Появление в компании Энрике Шуга в 1884 году было для Бакарди необходимой и
крайне своевременной поддержкой. Энрике всю войну пробыл во Франции, бедствия его
не затронули, и он привнес в мир Бакарди новые силы, свежие идеи и радость жизни.
Донья Амалия воспитала в своих детях уважение к французскому наследию, и Энрике с
легкостью стал членом семьи. Об изготовлении рома он не знал ничего, зато умел широко
мыслить и знал, как продвигать ром «Бакарди» за пределами Кубы.
Но тут семью настиг новый удар. Весной 1885 года тридцатитрехлетняя Мария,
жена Эмилио, заболела – и никто не мог понять, чем именно. Ей быстро становилось
хуже, и в мае 1885 года она скончалась, оставив Эмилио с шестью детьми, четверым из
которых не исполнилось и пяти лет. У Эмилио впервые в жизни опустились руки. «Это
словно сон, - писал он своей двадцатичетырехлетней сестре Амалии спустя пять дней
после смерти жены. – Но сон такой долгий и страшный!» Он не был готов растить детей в
одиночку и попросил Амалию помочь ему. «Мария была святая, - говорил он. – Она
сказала, чтобы я обнял тебя от нее и передал прощальные слова – и просила, чтобы ты
позаботилась о детях». Эмилио был не в состоянии заниматься делами ни дома, ни на
работе и на время уехал в загородный дом, принадлежавший брату Марии. Он горячо
любил Марию, а половину срока, который они были женаты, провел в разлуке с ней. Ее
смерть лишь подчеркнула, как дорого обошлось Эмилио заключение в Испании.
Меньше года спустя умер и дон Факундо – ему было семьдесят один, но годы
тяжелой работы и неуверенность в том, что будет с компанией, подорвали его силы. На
его имя было записано не так уж много имущества – только доля в обновленной, но еще
не вставшей на ноги компании по производству рома и маленькая ферма под Сантьяго,
которую он назвал Лос-Кокос. После его смерти завершилась первая эпоха Бакарди на
Кубе – эпоха, которая началась, когда иммигрант без гроша в кармане прибыл на Кубу
вслед за братьями в поисках лучшей доли. Дон Факундо мечтал о том, что его компания
станет семейным предприятием, однако его сыновьям пришлось решать, так ли им нужно
и дальше заниматься ромом и хватит ли у них решимости, чтобы вывести компанию из
сложившегося положения. Производители коммерческих марок рома множились на Кубе
с каждым днем, и было бы несложно найти человека, готового купить дело. Однако у
каждого из братьев были свои интересы, связанные с фирмой. Факундо-младший работал
на винокурне с отроческих лет и помнил все секреты и тонкости производства. Он сам по
себе был не менее ценным «приобретением», чем торговая марка «Бакарди» или
помещение и оборудование винокурни. Хосе Бакарди Моро также считал себя не чужим
компании, хотя и переехал в Гавану, чтобы руководить продажей рома в столице.