самого Антонио Масео. В 1882 году Перес Карбо сумел сбежать из заключения в
Испании, пробрался в Кадис и спрятался на французском пароходе, следовавшем в Нью-
Йорк, где и провел год и три месяца, работая вместе с Марти в различных газетах,
сочувствовавших делу кубинской независимости. Вернувшись в Сантьяго, Федерико
вместе с Эмилио Бакарди стал протестовать против иерархии католической церкви на
основе идей Виктора Гюго. Известно, что когда во время переписи населения в 1872 году
у Переса Карбо спросили, католик ли он, ответ был «Нет. Я вольнодумец». В глазах
Эмилио и Федерико «вольнодумное» решение избегать догмы обеспечивало
демократической суверенной Кубе идеологическую основу, и, пропагандируя свою
«Grupo Libre Pensador Victor Hugo», они сопротивлялись тесному колониальному альянсу
церкви и испанской монархии.
Первой попыткой вернуться в литературный мир для Эмилио стала статья «El
Matrimonio Civil» (под псевдонимом «Аристид»), опубликованная в еженедельной газете
«El espíritu del siglo». Эмилио написал ее в ответ на эдикт архиепископа Сантьягского, в
котором глава церкви объявлял «антихристианским» новый закон, позволявший кубинцам
регистрировать браки у гражданских чиновников. Архиепископ настаивал, что сочетать
людей узами супружества имеет право лишь католическая церковь. В традициях
либерализма, свойственного девятнадцатому веку, Эмилио считал попытку церковных
властей запретить гражданские браки нападками на свободу и религиозную
толерантность. «Они пытаются вернуть нас в ту эпоху, когда у людей не было совести,
поскольку они слушались только исповедника, - писал Эмилио, - когда блестящие идеи
подавлялись в зародыше, когда запуганные люди бездумно бродили и крестились с утра
до вечера, недоумевая, куда смотрит их Бог».
Прилив энергии, охвативший Эмилио после долгих месяцев подавленности,
отчасти объяснялся его знакомством с молодой жительницей Сантьяго Эльвирой Капе,
которая разделяла его интересы и вместе с их общим другом Пересом Карбо заставила его
снова писать. Эльвира получила хорошее образование, много путешествовала и свободно
говорила и по-испански, и по-французски, во многом благодаря отцу, который на своей
родине, во Франции, выучился на врача и считал, что его дочери должны располагать
теми же возможностями, что и мужчины. В июле 1887 году Эмилио женился на Эльвире и
поселился с ней в доме на улице Тринидад-Баха, где раньше жили его родители; за год до
этого, после смерти дона Факундо, донья Амалия решила оттуда переехать. Эльвире в то
время было всего двадцать пять лет, и она стала матерью шестерым маленьким детям
Эмилио и заполнила пустоту, оставшуюся после смерти Марии.
* * *
По причуде судьбы, именно когда Эмилио с братьями отстаивали независимость
Кубы от Испании, им пришлось завоевывать симпатии испанской короны ради
процветания своей компании. Кубинский ром стал популярен в Испании, во многом
потому, что многие испанцы познакомились с ним, когда жили и работали на острове.
Больше всех им нравилась марка «Бакарди», и испанские колониальные власти регулярно
отсылали ее в Мадрид. Для них это был испанский продукт, поскольку его производили в
испанской колонии. (Образцы рома «Бакарди» на Столетней Выставке в Филадельфии
были частью испанской экспозиции). В 1888 году королева Мария-Кристина, которая
правила регентшей при своем двухлетнем сыне Альфонсо XIII, назначила «Bacardi &
Compañía» «Поставщиком королевского двора» - на деле это было почетное звание,
позволявшее компании ставить на своей продукции королевский герб и упоминать в
рекламе свои связи с королевской фамилией.
Хотя братья Бакарди открыто критиковали испанское владычество на Кубе, однако
они серьезно относились к своему семейному предприятию, не стали пренебрегать
коммерческими выводами, которые давало им звание «поставщика», и немедленно ими
воспользовались. Они без колебаний отправили несколько сортов рома на Всемирную
Выставку в Барселоне, где получили золотые медали, точно так же, как не возражали
против решения отца выставить ром «Бакарди» в Мадриде в 1877 году, как раз тогда,
когда фабрика Бакарди в Сантьяго стала прикрытием для анти-испанского заговора.
Более того, братья Бакарди считали, что продвижение их рома в Испании тоже