критиковали колониальное правительство, и испанская администрация Сантьяго не
поскупилась на ответные меры. Когда «El espíritu del siglo» опубликовала текст 13 статьи
испанской конституции, где говорилось, что каждый испанец «имеет право свободно
выражать свои мысли и мнения и в устной речи, и письменно… безо всякой
предварительной цензуры», местные власти изъяли и уничтожили весь тираж.
Движение за независимость снова поднимало голову. В Сантьяго оно поначалу
выражалось в мелких политических столкновениях по поводу того, имеют ли кубинцы
право свободно выражать свои воззрения и читать те книги, какие пожелают. Эмилио и
его единомышленники из Группы вольнодумцев попытались организовать публичную
библиотеку, но получили гневную отповедь церковных властей, которые утверждали,
будто нововведение «смутит покой соседей-католиков». Но это было только начало.
Именно идеологические споры и нужны были Хосе Марти, который стремился подвести
революционное движение прочную политическую основу. Следующим шагом было
усиление критики. С тех пор, как Эмилио с единомышленниками составляли в Сантьяго
заговор, геополитическая ситуация успела измениться, и работа по созданию
идеологической базы для кубинского движения за независимость не могла сводиться
лишь к противостоянию антилиберальным позициям католической церкви.
Хосе Марти, который жил тогда в Нью-Йорке, все больше говорил о том, что
империалистические настроения Соединенных Штатов становятся угрозой кубинским
национальным интересам. Западное полушарие изменилась с того времени, когда народы
Латинской Америки жаждали всего лишь освободиться от испанского владычества.
Соединенные Штаты набирали силу, и, по словам Марти, политической задачей
латиноамериканских стран было сопротивление «могучему и честолюбивому» северному
соседу. «Латинская Америка узнала, как уберечься от тирании Испании, - писал Марти в
декабре 1889 года, - и теперь… для нее настало время провозгласить свою вторую
независимость».
На первоначальных этапах борьбы Кубы с Испанией некоторые самые активные
сторонники независимости – и на самой Кубе, и в Соединенных Штатах, - считали
лучшим выходом для острова вхождение в состав Соединенных Штатов на правах одного
из них. «Сторонники аннексии» поставляли оружие кубинским повстанцам и отстаивали
идею независимости Кубы в американской прессе. Мятежники нуждались в любой
помощи, поэтому они не задавались вопросом о том, какого рода связи образуются в
будущем между Соединенными Штатами и свободной Кубы, - в разгар войны им было не
до этого. Однако в 1889 году закрывать глаза на эту проблему было уже невозможно.
В самих Соединенных Штатах на взгляды кубинцев особого внимания не
обращали. Судьба Кубы должна была решиться в переговорах между Мадридом и
Вашингтоном. Возможность выкупить Кубу у Испании – эту идею первым высказал
Томас Джефферсон – рассматривалась в связи и с такими вопросами, как желание
увеличить импорт кубинского сахара. Противники аннексии основывали свои аргументы
не на том, чего хотят кубинцы, а на том, каким бременем станет Куба для Соединенных
Штатов в качестве новой территории. В марте 1889 года один профессиональный журнал
в Филадельфии напечатал статью под названием «Нужна ли нам Куба?», где
перечислялись доводы за и против присоединения острова. Среди недостатков проекта
была и «неблагонадежность» кубинского народа:
К недостаткам родительской расы [т.е. испанцев] они присовокупили
изреженность и нежелание напрягать силы в степени поистине болезненной. Они
беспомощны, ленивы, нравственно ущербны, у них нет ни опыта, ни природных
качеств, необходимых для исполнения обязанностей граждан великой и свободной
республики. Недостаток мужества и самоуважения ясно виден в той покорности, с
которой они так долго терпели притеснения испанцев – даже попытки восстания
оказались столь жалкими и бессильными, что стоят немногим выше фарса.
Большая цитата из этой статьи была с явным одобрением приведена в «New York
Evening Post», что вызвало возмущение кубинской общины в Нью-Йорке.
Прочитав статью, Хосе Марти написал по-английски возмущенный ответ,
опубликованный в той же «New York Evening Post» четыре дня спустя. Марти не стал